Третье пришествие - [24]

Помню, Тарас тогда заметил:

— Слушай, если произойдет то, о чем ты говоришь, тем более надо рыть землянки.

Я покачал головой.

— Не спасут. Нужны компрессорные станции чтобы запасть сжатый воздух. А еще лучше — жидкий кислород.

— Кислород? Зачем?

— Затем, что в землянках нечем будет дышать. Содержание кислорода в атмосфере сильно уменьшится в результате глобальных пожаров. А потом растения вымрут.

— Из-за помутнения атмосферы?

— Да. Получится нечто вроде «ядерной зимы». Только посильнее. Пройдут десятки лет, прежде чем леса удастся восстановить.

— Понятно. Но если мы начнем строить одни компрессоры, этим кислородом некому будет дышать. Надо же людей куда-то спрятать.

— Я разве спорю? Только в каждый подвал кислород не доставишь. Людей надо прятать не туда. В шахты.

— Во как. Всех?

Я не удержался от шпильки:

— Сам же приказывал.

Тарас вдруг лег на ковер своего роскошного кабинета и принялся выполнять упражнения против остеохондроза. Потом встал, подошел к стене и нажал потаенную кнопку. Там, рядом с президентским штандартом, у него был устроен хитрый тайничок. Первая дверца открывалась нажатием, а вторая реагировала на условную фразу:

— А давай трохи выпьем.

Прозвучала мелодия «Отчего так березы в России шумят» и тайничок открылся. Знамо, от чего так шумят, белоствольные.

Я слабо запротестовал:

— Эй! На рабочем месте?

— Да у меня вся Россия — сплошное это самое место. Что ж теперь, не пить?

— Избиратели не поймут, — поддакнул я.

— И даже осудят. Тут мне друг Джимми особое калифорнийское винцо прислал. Шибко расхваливал, лучше французского, говорит, а я так и не пробовал. Знаешь, то некогда, то не с кем. Хорошо, что ты подвернулся.

— Очень, — согласился я.

Мы попробовали калифорнийского, но ничего не поняли. Пришлось добавить Джека Дэниэлса. Потом, насколько помню, последовали сало и горилка с перцем. А закончилось все но-шпой. Некоторое время Россией мы не управляли. Но она и не такое видывала.

* * *

В центре Москвы разгоняли очередную демонстрацию. Народ требовал денег, сразу и много. Но получал дубинками и поштучно.

Забава была в полном разгаре. Метро не работало ни на вход, ни на выход. Во дворах скапливались раненые. Выла сигнализация сотен машин. Шипели водометы, крякали звуковушки ГАИ. Шум, гвалт, взрывы газовых гранат, неслышно осыпающиеся витрины, очень крепкие выражения с обеих сторон. Натужно двигаясь по Тверской, ОПОН в очередной раз отвоевывал столицу нашего умеренно демократического государства.

Терентьев наметанным оком окинул поле брани.

— Это надолго, Владимир Петрович.

Помню, перед капотом нашей машины оказался уже знакомый полицейский. Раскормленный, еще более толстый, чем в прошлый раз, с мелкими, заплывшими глазками. Он делал плавательные жесты, пожимал плечами, улыбался.

Вдруг Андрюша резко обернулся, показывая куда-то вправо. Я успел заметить на бетонном козырьке второго этажа, прямо над вывеской «Вина Кавказа», человека в черной вязаной шапочке и в лягушачьем камуфляже. Людей, одетых подобным образом, встречалось много, как среди митингующих, так, разумеется, и среди разгоняющих. Но на улицах, а не на балконах. Очень медленно, как мне показалось, этот человек поднимал короткую трубу цвета хаки.

— Из машины! — рявкнул Андрюша, толкая водителя.

Процедура была отработана. Терентьев распахнул дверцу со своей стороны, схватил меня за шиворот и мы вывалились на грязную мостовую. Мгновением позже высыпались водитель и Андрюша.

Бронированный «Мерседес» присел, странно, как-то по-человечески ухнул, а потом подпрыгнул. Его крыша вскрылась наподобие консервной банки, из которой рвануло пламенем. Сильно грохнуло. На минуту я перестал что-либо слышать, кроме звона в ушах. Вообще, стал каким-то ватным. С безразличием наблюдал, как Андрюша в кого-то стрелял из положения лежа. Нас тогда выручило как раз то, что все успели упасть, осколки прошли выше. А в окружавшей толпе были погибшие, много пострадавших.

Терентьев и дюжий водитель потащили меня к нашей второй машине. Навстречу бежали гарные хлопцы из Тарасовой гвардии, размахивая целым арсеналом оружия. Боевик, боевик…

Вскоре мимо минивэна охраны, куда меня жестко усадили, провели толстого постового со скрученными руками. В его форменной куртке красовались пулевые дыры. Потом оказалось, что на парне имелось сразу два бронежилета. Причастен ли он к покушению, я так и не знаю. Бронежилеты — не улика, будь их хоть два, хоть целых десять. А то, что парень выхватил пистолет из белой кобуры, — ну с кем не бывает? Кто бы не выхватил в такой ситуации? Вовсе не обязательно, что он собирался стрелять в меня. В меня точно собирался стрелять тот, на «Винах Кавказа». Но его так и не поймали. Истинных виновников всегда поймать трудно. Поэтому их наказывает судьба. Как ни удивительно, рано или поздно такое происходит.

* * *

Мы вернулись в Кремль. Меня осмотрел врач, который пришел к заключению, что я жив. Комендант вызвал вертолет. Через полтора часа, выйдя из гудящего, свистящего и похрапывающего агрегата, я испытывал единственное, но чрезвычайно сильное желание — рухнуть в горячую ванну, а потом, если смогу, доползти до постели. Засунуть голову под подушку, и… да гори все синим пламенем!