Третье правило диверсанта - [83]

— Алексей, правда, давай спать. — Устало сказал Сергей.

— Хорошо, хорошо. — Согласился я, лёг прямо посреди комнаты, подложив под голову рюкзак.

Сергей закрыл дверь, и комната погрузилась в полную темноту, только тусклая полоска света пробивалась снизу. Я слышал, как он ворочался и кряхтел, пытаясь удобнее устроиться на отдых. Он затих. Прошло несколько минут, и мне в голову пришла неожиданная мысль.

— Сергей, — позвал я. — Сергей!

Он не отозвался.

— Сергей!

Ничего.

— Сергей! — Я повысил голос.

Раздался какой-то свистящий звук и почти сразу в голову прилетело проклятое ведро, завертелось рядом на полу и успокоилось. Кто его бросил, не понял, и не стал выяснять. Тем более что озарившая меня мысль угасла как-то сама собой, и я уже не помнил, что именно хотел выяснить у Сергея.

— Всё понятно, — проворчал я в темноту и почесал ушиб.

Обнял ведро, покрепче прижал его к груди. Уснул, почти мгновенно только промелькнула плохо оформленная незаконченная мысль, а может и обрывок сна застрял в памяти…

Вот вроде бы всё прояснилось, встало на свои места, устроилось ровно на той полочке, на какой должно стоять. Только почему-то вместе с пониманием появилась острая неуверенность в правильности происходящего, или даже уже происшедшего. Не знаю, как правильно объяснить, это как отзвук мучавшей долгое время зубной боли, вроде уже и отпустило, но это не имеет ровным счётом, никакого значения, поскольку ты вымотан до последнего предела и не можешь не только радоваться, вообще ничего. Осталась лишь, звенящая пуста в черепе и страх что всё скоро повторится, а перенести подобный ужас ещё раз! Нет! А что если где-то в прошлом я упустил нечто очень важное, первостепенное? Что если из-за этого упущения я вновь помимо своей воли сверну на старую колею и всё повториться? Или ещё хуже…. А что может быть хуже? Такая ерунда в голове. Такая ерунда.

Но что-то я должен был сделать, что-то осталось незаконченным и пока эта заноза не выйдет из моего лба, я буду продолжать разрываться между тем, что уже было и тем, что возможно никогда не случится.

…с этим ощущением я проснулся. С ощущением незаконченности текущего момента. Проснулся первым. Под дверью пропала полоска света. Наступил вечер. Хотелось поскорее развязаться с формальностями и добраться, наконец, до градирни. Любая задержка вызывала у меня дикое раздражение. Особенно бесило солнце, то, что после прошедших дождей вновь появилась нужда забиваться в норы и пережидать, когда испепеляющая звезда закатится за горизонт и даст короткую передышку на ночь.

Очень скоро я смогу не прятаться и дышать круглые сутки очищенным озонированным воздухом. На секунду я представил как когда-то, как спускаюсь по длинным ступеням, увидел сумрачные улицы подземного города, увидел, как медленно отъезжают в стороны крышки люков, услышал, как работают фильтры….

Всё это настолько ясно встало передо мной, что я не мог больше ни секунды лежать на бетонном полу и воображать, что в скором времени меня ожидает. Хотелось немедленно вскочить и бежать сломя голову из этого дикого места. Хотелось сию минуту оказаться дома и забыть происшедшее со мной, как хочется забыть дурной сон. Хотелось найти ту девушку, которой у меня не было, не её так какую-нибудь другую, даже не обязательно на неё похожую. Выбраться отсюда, насколько это возможно быстро — выбраться.

Я сел, достал из кармана фонарик и стал ожесточённо работать рукояткой. Лучом света нашарил скрюченные на полу фигуры Сергея и Кима.

— Просыпайтесь! Живее просыпайтесь!

Оба отреагировали моментально. Я только в последний миг сообразил насколько неразумно будить подобным образом двух вооруженных людей, у которых нервы на взводе. Автомат и два пистолетных ствола смотрели на меня. Я поспешил внести ясность в момент.

— Вы чего психи! Я просто сказал, что пора просыпаться!

— Ты никак не хочешь уняться егерь! Перед сном я обещал тебя застрелить — не терпится на тот свет?

— Опусти автомат.

Ким нехотя положил оружие рядом с собой и, не упустив случая, сделал оскорбительное допущение на мой счёт, на этот раз, оставив последнее слово за собой:

— Нет, парень положительно идиот! Серёга ты уверен, что он нам нужен? Чёрт, да убери ты свет!

— Может и не нужен, — согласился Сергей, — проверять неохота.

Отпустив рукоятку «шмеля» я плюнул на этих двух увальней, оставив их разбираться между собой, на ощупь собрал свои вещи и вышел из подсобки, прикрыв за собой дверь. Лифт понятное дело не работал, лестничные марши не вызывали доверия, поэтому я поднялся наверх по спирали автомобильного спуска.

Я поднялся на последний этаж, растрескавшийся над головой бетон, предупреждал, что выход на крышу небезопасен. Подойдя к краю площадки огороженной мощными швеллерами, окинул взглядом раскинувшиеся внизу окрестности.

Вид открылся потрясающий — пугающий и завораживающий одновременно. Едва коснувшийся линии горизонта багровый солнечный шар, балансировал на острой грани, под него нельзя уже было просунуть и лист бумаги, казалось, одно моё неловкое движение и он покатится как гонимый ветром куст перекати-поля. Несколько десятков, более менее, уцелевших высотных домов посреди развалин походили на знаменитые геркулесовы столпы обозначающие край обжитого мира. Хотя это была чисто условная граница, полноценной жизни не было ни с одной её стороны. Открытая взору затянутая туманом окраина города вызывала острое чувство потери. А бескрайняя полоса отчуждения промзоны походящая в настоящее время на взбудораженную долину гейзеров напоминала о том, что путь до градирни не увеселительная прогулка и ослаблять внимание на заключительном этапе крайне не разумно.