Третье правило диверсанта - [70]

В свете луны заметил какая колоссальная сила была приложена для того чтобы сорвать головки дюбелей скрепляющих металлические стойки крышки короба с бетонного основания. Ужаснулся и прыгнул в полутораметровую амбразуру.

Сначала меня волокло по грубому камню, а после с лёгкостью понесло по скользкому оцинкованному железу.

Я летел, выставив перед собой оружие. Все наши с Монахом ухищрения пропали втуне, поскольку я наделал столько шума, сколько не могло натворить и сброшенное в лестничный проём с девятого этажа ведро, доверху наполненное камнями. Меня дважды крепко ударило об углы, трижды поддало под зад и раз сто долбануло головой о стенки несущегося на меня с неимоверной скоростью тоннеля. Прежде чем я упал с трёхметровой высоты на уже поваленный на бок металлический шкаф, что сильно смягчило удар, я успел понять, что всё кончено. Потому-что вновь оказался слепым, несмотря на то, что пялился во все глаза.

Больно ударился локтем и коленями, приклад автомата поддал под печень, так что я с округлыми наливающимися слезами глазами перекатился на пол и шумно разевал рот. Словно нерадивый жених, вывихнувший себе челюсть в попытке откусить как можно больший кусок свадебного пирога. Пытался вслепую защитить огневой сектор, а заодно и уберечь Монаха, ровно до тех пор, пока он сам не свалился на меня. Фонарик, прикреплённый под стволом его автомата, ещё больше усиливал темноту.

Его лицо в свете луча дало странную окраску, половина ударилась в пурпур другая ушла мелованную бумагу. Он шумно со свистом вдыхал носом воздух, и мне пришлось перекрыть ему кислород ладонью. Монах забрыкался и когда ослаб, я уложил его на одну из скамеек. Быстро придя в себя, он тут же вскинул автомат и сам встал на ноги.

— Что дальше командир? — Спросил я.

Ответить он не успел. Издали словно надвигающиеся фары грузовика стали загораться лампы на потолке бомбоубежища. У каждой пары ламп, по всей видимости, имелся свой стартер, и они вспыхивали с мощным механическим щелчком, таким громким, что наше появление в бомбоубежище представлялось всего лишь робким стуком в незнакомую дверь.

Мы были обнаружены без сомнений!

Сослепу щурясь в ярком свете, мы прижались спиной друг к другу, и принялись медленно кружить, понимая, что влипли на этот раз по полной.

Провальсировав два полных круга мы остановились.

— Ты видишь? — Спросил Монах.

— Что?

— Тут всё перевёрнуто вверх ногами.

Я оглянулся и точно увидел.

Из-под ближайшей скамейки торчали чьи-то неестественным образом вывернутые ноги и лужа яркой акварельной краски мочила добротные светло-коричневые ботинки, те самые, что я видел совсем недавно на одном крайне неприятном типе. Невдалеке лежала крупнокалиберная штурмовая винтовка с расщеплённым прикладом.

Секунд тридцать-сорок мы ещё поглядывали по сторонам, ожидая в любой момент нападения — ничего не происходило.

— Что случилось, не понимаю? — Всё так же шепотом обратился к воздуху Монах. — Ну-ка помоги. — Это уже относилось ко мне.

Он перекинул автомат под руку, стволом вниз, наклонился и взялся за один конец скамейки, под которой лежал мертвец.

— Ну! — Не выдержав моей заминки, прикрикнул Монах. Я спохватился и поспешил ему на помощь. Вдвоём мы слегка приподняли тяжёлую скамейку и, обливаясь потом и тяжело пыхтя (во всяком случае, я делал всё, чтобы так выглядело со стороны), перетащили в её сторону.

Верхняя половина трупа была придавлена упавшим шкафом (в нескольких местах отмеченным пулевыми отверстиями) и сколько мы не дёргали за ноги, не могли его вытащить. При каждом нашем рывке в его брюхе что-то плескалось, как будто в полупустой бочке шумно переваливалась с боку на бок полудохлая рыбина. Похоже, что внутренности несчастного лопнули под тяжестью шкафа. Голова надо полагать всмятку. Во всяком случае, вытекающая из-под шкафа лужа крови наводила на такие мысли. Одну руку покойник подобрал под живот, другую вытянул вдоль тела. Он словно в мучительной конвульсии ухватил себя за штанину и теперь ни за что не хотел отпустить крепкую ткань, в которую он вцепился при последнем издыхании.

Отпустив ботинок, я взялся за пока ещё не окоченевшую руку трупа и рванул на себя. Ничего не вышло. Дёрнул сильнее. И чуть не рухнул на спину, когда мне удалось оторвать скрюченные пальцы от штанины, и если бы Монах не поддержал меня точно бы расшибся об железный угол лежащего на боку шкафа.

В намертво сжатом окровавленном кулаке оказалась латунная пуговица с остатками ниток и клочком тёмно-синей материи. К тому же на руке не хватало одного пальца, не трудно догадаться какого — совершенно верно большого. Он был небрежно срезан с кисти гораздо ниже последней фаланги. И, судя по раздробленным хрящам и порванным сухожилиям выкручен, и вырван из сустава. Белеющего, и окропленного несколькими каплями крови — вызывающе торчащего из изуродованной кисти.

Мы с Монахом, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.

— Андрей, — сказал я.

Монах кивнул головой в знак согласия.

— Это что он такой беспорядок устроил? — Спросил я.

— Получается.

Ответил он, коснулся подушечками пальцев подтёкшей крови, растёр пару капель на ладони и понюхал.