Третье правило диверсанта - [5]

И ту, женщину из прошлого тоже звали Анна. Это была раздавленная жизнью старуха. Она жила по соседству с одной из семей, где мне посчастливилось провести несколько достаточно светлых и по-своему радостных месяцев. Она очень тепло ко мне относилась. Может быть, я напоминал ей кого-то?

Воспоминания нахлынули широким безудержным потоком. Это уже не казалось сном, всё проявилось, как уличный вид, когда со стекла широким движением руки стирают пыль. Я отчётливо вспомнил соседку, её имя и сломанные часики-кулон, которые она носила на шее.

Я был обрадован находке, и огорчен, одновременно. Возможно, это просто совпадение, и это совсем не те часы, и надпись на них выполнена еще во времена, когда солнце было другом, а не врагом и убийцей, но я почему-то был уверен, что держу в руках именно их. А это значило, что люди, напавшие на меня, принадлежали к общине, где я когда-то рос.

Кулон мог потерять кто-то из тех, кто поджидал в засаде, здесь в подворотне. Может быть, даже тот самый мальчик, назвавшийся Сеней. Другого варианта я не рассматривал: слишком велико было расстояние отсюда до общины, чтобы совершать такие переходы ради прогулки, и к тому же — это хорошо вписывалось в мою недавнюю теорию о «банде, промышляющей вдали от дома».

Так, или иначе, но в моих руках был ключ к раскрытию преступления, и теперь, зная, куда мне следовало идти, я не стал терять ни минуты.

Вскоре, злосчастный подвал остался далеко позади, но ещё долго напоминал о себе пульсирующей болью в затылке.

Глава 2

Меня зовут Алексей. Свою фамилию и точный возраст я не знаю, так же, как не знаю, кто мои родители и где появился на свет.

Все свое детство я провел в одной из северных общин (заводских), куда сейчас и направлялся, в надежде вернуть не принадлежащие мне, но за которые я отвечал головой вещи, а заодно свое честное имя. Это единственное чем я дорожил больше жизни и единственное ради чего был готов на всё, ну, или почти на всё. Я, всё-таки, пока что егерь, и никто не сорвал нашивки с моего рукава. Эмблему, где на фоне восходящего светила стояла наковальня, из которой грозная сжимающая молот рука егеря выбивала искры затмевающие солнце. А значит, я должен следовать устава, первой заповедью которого стояла жизнь невиновного. Это не значит, что лишившись звания и нашивки, я превращусь в одного из тех монстров, которыми кишит ночной город. Это означает что пока я егерь, пока состою в клане, я призван поддерживать закон и порядок на территориях вокруг «мертвого города», где расположилась основная масса всех общин, о которых было известно.

Скорее, всего, были и другие люди, обитающие вокруг городов, находящихся далеко за линией горизонта, но огромные пустынные пространства, выжженные лучами обезумевшего солнца, пересечь которые за одну ночь было попросту невозможно, делали бессмысленными любые попытки связаться с ними. Редко, но находились смельчаки, решившие прорваться через адскую пустыню. Никто из них не вернулся назад, а их имена давно канули в лету.

Ходили слухи, что кое-кому все же удалось найти проход, и, добравшись до других, более богатых городов, они предпочли остаться там. В это мало кто верил. В такое страшно верить. Потому-что обмануться в вере тяжело, даже для такого обречённого, готового ко всему народа. Это оставалось светлой мечтой каждого поселенца. Мечты, как правило, не сбываются. А это как раз не страшно: мечты они и есть мечты.

Но слухи всё же ходили; они перерастали в легенды, которые в свою очередь становились сказками. И одна из них гласила следующее.

«В то время, когда солнце являло жизнь, а не испепеляло своими лучами, выжигая дотла землю, превращая её в пыль и песок. Жили люди умнее и мудрее многих, что были до и после них. Они владели великими знаниями и были искусны в ремёслах. Уже тогда они предвидели скорое окончание времен. И наблюдая жестокость и жадность своих соплеменников, не сочли нужным сообщить им о конце. Вместо этого они ушли под землю, создав свой мир, свой город — дав ему имя Легенда».

Возможно, раньше эта сказка была длиннее и звучала иначе, но до меня она дошла именно в таком виде.

Несколько раз, в особенно темные и ясные ночи, когда мириады звезд рассыпались по небу, на северной стороне его купола, я видел сияние, поднимающееся от земли. Оставалось только предполагать о его происхождении. И я строил свои незрелые догадки, глядя на старую градирню исполинских размеров (остатки охлаждающей системы одного из цехов разрушенного завода), одиноко возвышающуюся на краю города, в десятке километрах от базы егерей. Это могло быть зарево пожаров, свет от радиоактивных излучений, да все, что угодно, но мне хотелось верить, надеяться, что там, далеко, находится Легенда — древний город, расположенный далеко за грядой высоких горных хребтов, окружающих его со всех сторон. Не то спрятанный за этими хребтами, не то похороненный под ними. Настоящего названия уже давно никто не помнил, да и сам факт его существования не был спорен. Поэтому его и назвали Легендой. Даже самые древние старцы ничего не знали о нем, предполагая, что город вполне мог устоять благодаря постоянной облачности, сохраняющейся внутри защищающих его стен, созданных самой природой. А кто-то утверждал, что город прорублен под скалами. Это могло походить на правду. Конечно, это больше напоминало старую поеденную молью сказку. Сказку, которая и манила и пугала одновременно.