Трепет намерения - [30]

Алан взглянул на Хильера, который был в халате на голое тело.

— Снова в душ… Второй раз за полдня.—(Слава Богу, в мальчике еще сохранились остатки невинности!)—Хоть вы и шпион, но очень чистоплотный.

— Слушай, давай покончим с этим раз и навсегда. Я не шпион. Ты понял? Действительно, они существуют, я даже видел пару настоящих шпионов, но я не из их числа. Какой из меня шпион, если ты меня сразу раскусил? Ведь для шпиона главное — это не выглядеть шпионом. Ясно тебе?

— А спорим, что у вас есть пистолет?

— А спорим, что и у тебя есть. У тебя, похоже, все есть.

Алан отрицательно покачал головой.

— Слишком молод, чтобы иметь оружие. Это моя главная беда: что бы мне ни захотелось, всегда оказывается, что я слишком молод. Например, слишком молод, чтобы оспорить завещание.

— И слишком молод, чтобы не спать в такое время. Ступай в кровать. Можешь принять пару таблеток снотворного, не сомневаюсь, что и оно у тебя найдется.

— А вы мне начинаете нравиться. У вас есть дети?

— Нет. Ни детей, ни жены.

— Одинокий волк. Кот, который гуляет сам по себе. Жаль только, что вы со мной юлите, все равно ведь выведу на чистую воду. Все равно разоблачу и узнаю, кто вы на самом деле.

Еще одна мисс Деви!

— Ладно, только завтра,—сказал Хильер.—Завтра все будет по-другому. Где твоя каюта?

— Вон та. Заходите, пропустим стаканчик перед сном.

— Спасибо, но у меня неотложные дела. Хильер согнулся, словно у него внезапно кольнуло в животе.

— Это все обжираловка,—сказал Алан.—Я видел, как вы начинали, и знаю, чем все кончилось. Не доверяйте этому человеку,—прошептал Алан.—Он иностранец, хотя, наверное, считает, что cвоим шикарным произношением сумел сбить меня с толку. Ладно, идите,—Произнес он вдруг официальным тоном и направился к себе в каюту.

Рист тоже куда-то исчез, и Хильер поспешил к каюте пятьдесят восемь. Как он и предвидел, дверь была не заперта. Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Мисс Деви — он и это предвидел—сказала:

— Опаздываете.

— Не по своей вине,—казал Хильер не в силах перевести дыхание: мисс Деви лежала совершенно обнаженная, за исключением, разумеется, серебряного колечка в носу.—Ничего не мог поделать.

Ее распущенные волосы струились до колен. Обворожительное, смуглое, словно хорошо пропеченное тело чуть отсвечивало матовым глянцем; смолянистый курчавый кустик казался дерзкой пародией на ее восхитительные волосы; грудь, несмотря на внушительные размеры, не свисала, а стояла твердо, словно отлитая из какого-то божественного каучука; соски уже набухли. Она протянула руки—два золотых меча—к Хильеру. Он скинул Шлепанцы. Халат скользнул на пол.

— Где выключается свет?—спросил он, тяжело дыша.

— Не надо. Я хочу видеть. Хильер приступил.

— Araikkul va[75],—прошептала она.

Тамильский? Дравидская группа[76]. Значит, с юга, не арийка и, возможно, искусству любви обучалась не по грубой «Кама Сутре»[77], а по малоизвестному трактату «Pokam»[78], название которого врезалось когда-то Хильеру в память по причине непристойных ассоциаций.

За этим последовало нечто утонченно-изысканное, граничащее с агонией, давно забытое. Она воспламенила его нежным «объятием павлина», которое перешло в «мадакадам», «потти» и «пуданей». Хильер стал терять ощущение времени и, чувствуя, что сейчас взлетит, кивнул самому себе: «Прощай, Хильер». Чей-то голос, режущий, как свет, стал задавать нелепые вопросы, но на каждый из них Хильер мог ответить День Воздвижения Креста Господня[79]? 14 сентября. Год публикации «Ипатии»[80]? 1853. Конверт Малреди[81]; «Моральная философия» Дони[82]; «Кеннингтон Оувал»[83], разбита в 1845; «Лотта в Веймаре», «Анна на шее», Анна на рельсах; имя привратника претория Понтия Пилата — Картафил[84], «Вечный жид». Коронация Елизаветы? Ноябрь 1558. Еще тянуло вниз, еще оставались дела на земле, еще не выполнено было задание, но Хильер взлетал все выше и выше, в запредельные сферы, откуда доносился голос. Он увидел тянущиеся к себе губы, они раскрылись, словно собираясь его всосать. «Первая—пятая, пятая—восьмая»,—шепнул чей-то беспечный голос, но Хильер криком заглушил его. А губы втягивали все глубже, ласкали все яростней, пока, наконец, из него не брызнул желанный, долгожданный сок. Mani[85]—он не забыл, как это называется. Хильер истекал mani, оно вливалось потоком в сосуд, трепетавший, как живое существо. Потом сосуд запечатали горячим сургучом. Хильер превратился в человека по имени Джонробертджеймсунльям (флейта Бёма[86] запела над Помпеями, Спалато, Кенвудом, Остерли[87]) Бидбеллблэр, и ему приказали: «Отдать швартовы!» Но вплыть в эту узкую, сладостную пещеру означает потопить все корабли мира: «Алабаму», Ковчег, «Бигль», «Беллерофон», «Баунти», «Катти Сарк», «Дредноут», «Индивор», «Эребус», «Фрам», «Гоулден хайнд», «Грейт Гарри», «Грейт истерн», «Марию Селесту», «Мейфлауэр», «Ривендж», «Скидбладнир», «Виктори»[88]. Но не останется и клочка земли, на который не упадет его семя: из пещеры под землю уходили миллиарды каналов, они просвечивали сквозь толщу, напоминая кровеносную систему человека из учебника анатомии. А mani все прибывало, и вот уже потоки слились в единый обжигающий океан, и военные корабли, поскрипывая мачтами, приветствовали друг друга. Раскаленная добела тридцатиметровая башня, возвышавшаяся из его чресел, обвалилась, наконец, миллионами кирпичей. Он избавился от гнетущей ноши. «Уриил, Рафаил, Рагуил, Михаил, Сариил, Гавриил, Иеремнил!»