Тремориада - [10]

– Кончай плиту гипнотизировать. А то ещё внушишь ей, что она – холодильник, как потом еду готовить?

– А какую еду ты любишь готовить? – поинтересовалась Лиза.

– Ну, обычно репу парю, – сознался Па-ма.

– Вот! – воскликнул я. – Всё встало на свои места. А то думаю: откуда в коридоре у него лосиные рога.

– Рога? – не поняла Лиза. – Причём тут рога?

– Ну, конечно, – решил я объяснить теперь уже очевидное для меня. – Репа у лося с рогами, в духовку не влезала, вот Па-ма их и спилил. Ловкач: и репу запарил и вешалку смастерил.

– А куда дел тушку? – заинтересовался Иннокентий. – У лосей должны быть приличные тушки.

– Конечно, должны быть приличные, – вздохнул Па-ма. – А мне попалась хамская. Я её выгнал.

– Это в такую-то погоду? – удивился Иннокентий.

– А чё ему сделается, обезбашенному, – справедливо рассудил Па-ма.

Мне показалось, что Лиза уже сожалеет о том, что неосторожно задала этот вопрос. ОНА ЖЕ ЗАДАЛА СЛЕДУЮЩИЙ. И девушка поторопилась задать следующий. Безобидный.

– Что за «L&M» вы курите?

– Да уж понятно, не голландский табак, – сказал я. – Гаражка какая-то…

– Это потому, что в гараже выращивают? – опять спросила Лиза.

– Да, – ответил Иннокентий. – В одном выращивают, в другом забивают.

– Причём, в каждую сигарету отвешивают ровно по два процента алкалоида! – Блеснул я познаниями.

– Ох, ты, слово-то он какое сложное знает! – сказал Па-ма голосом удивлённого и вдруг возгордившегося за своего туповатого сына отца. А затем мечтательно проговорил, словно пробуя слово на вкус: – Ал-ка-а-лоид.

– Нравится? – довольно спросил я. – Есть покруче – никотинамидадениндинуклеотидфосфат.

– Да-а, ребята, – задумчиво проговорила Лиза хриплым голосом. – А о чём вы разговариваете, когда курнёте?

«Курнёте?! – подумал я. – Вот так Барби.… Врет, поди, что простудилась!»

– Ха, – усмехнулся Па-ма, пожав плечами. – А всё о том же, ничего не меняется.

После молча встал и вышел из кухни. Сигареты мы докурили, и я решил достать из холодильника ещё по бутылочке.

– Не спеши открывать, – сказал мне Иннокентий, когда я поставил их на стол. Я вопросительно приподнял бровь.

– Не спеши, – повторил он.

И тут на кухню вернулся Па-ма, сияющий, как солнышко. Перед собой он держал чрезмерно длинную папиросу.

– Па-ма! Ты – мой герой! – радостно воскликнул Иннокентий. А ведь он знал или, по крайней мере, догадывался. Недаром тормознул меня с пивом.

– Знаешь, чем старика потешить, – сказал я степенно.

– Чего это? – удивлённо спросила Лиза, когда Па-ма оказался возле неё, подойдя к своему месту.

«Что за дела, деточка? – думал я – То ты произносишь вслух этот страшный глагол «курнёте», то спрашиваешь, что это».

– Ты же хотела узнать, о чём мы разговариваем, – присаживаясь, сказал Па-ма, – время от времени.

Затем, взяв со стола зажигалку, он, таинственно улыбнувшись, предупредил:

– Затыкайте уши, взрываю.

Лиза забегала глазками по кухне, словно ища место для укрытия.

Па-ма чиркнул колёсиком по кремню, высекая искру, от которой должно возгореться пламя. Но пламени не возникло. В зажигалке закончился газ.

Иннокентий похлопал себя по карману брюк и пожал плечами, давая понять, что помочь ему нечем. Я встал и пошёл в коридор к своей куртке, но, обшарив карманы, понял, что оставил зажигалку дома. Вернувшись на кухню, я повторил немую жестикуляцию Иннокентия. После чего мы втроём дружно покосились на Лизу и, всё поняв, так же дружно перевели свои взгляды на плиту. Па-ма взял сигарету и включил самую маленькую конфорку, а нам сообщил:

– Она шпарит лучше.

– Да ладно. И что ты, так и будешь стоять? – обратился я к нему. – Давай пивка попьём, пока раскочегаривается.

– Я разве говорил, что моя плита кочегарит? – возмутился Па-ма. – Она шпарит!

– И… – подтолкнул я его к продолжению.

– И мы будем, соответственно, ждать, когда она расшпарится. – Па-ма положил сигарету с папиросой на соседнюю, не включенную конфорку. – Наливай!

– Видал, что творится? – сказал я вполголоса Иннокентию. – Я свой ни за что не заложу!

– Вообще-то, он отвечает за равновесие и координацию, – уточнил функцию мозжечка Иннокентий.

– Видать, у кого как… – покосился я на севшего за стол Па-му.

– Чё вы несёте? – спросил тот и принялся сам открывать пиво.

– А чё ни попадя, – ответил я.

– Да! – кивнул головой Иннокентий. – Как увидим какое-нибудь нипопадя, так хвать его и давай носить.

Я взял свою кружку с пивом и глянул на Лизу: похоже, ей несколько не по себе, погоди еще… сейчас плита расшпарится!

Па-ма отпил с полкружки и с наслаждением выдохнул:

– А-а-а.

И кивнул в сторону плиты:

– Это ко мне с утра, часов в девять, дядя Фёдор после вахты зашёл.

Дядя Фёдор – это двадцатитрёхлетний сосед Па-мы, а зовут его так потому, что у него есть дома кот – Матроскин.

– Пришёл, значит, разбудил меня, – продолжал Па-ма. – С пакетом чёрным. Вижу – там контуры вроде как трёхлитровой банки обозначаются и ещё позвякивает чего-то. Ну, я возрадовался этому позвякиванию после вчерашнего-то. Гнев на милость сменив, говорю: «Проходи». Он достал из пакета две бутылки пива, вручил мне, а сам из куртки извлёк свой портсигар, он у него как шкатулка большой. Ну, да и папиросы в нём не маленькие хранятся… А после вахты у него их ещё две штуки осталось. В общем, курнули, пиво выпили, поболтали немного и он домой засобирался. Ну, я ему и говорю, глядя на его портсигар-шкатулку, что лежит на моём столе и так великолепно на нём смотрится: