Требуется осечка... Ближайшее будущее России в литературной фантастике - [7]

Либерпанк по сути своей - более продуман­ный и осознанный уровень отторжения либе­рально-демократических ценностей. Это уже не инстинкт, а система основных возражений опре­деленному сценарию развития. И тяготеет он не к реакции истерического неприятия, а - чисто ассоциативно - к обвинениям капиталистическо­му развитию Европы, выдвинутым поздним Гер­ценом и Леонтьевым.

На фоне отторжения либерально-демократи­ческого устройства мира и, в частности, России включается религиозное чувство. На втором пла­не создатели подобного “либерпанковского” пространства видят дьявола - как истинного хо­зяина нового мироустройства; в полный рост он не высовывается, но рожки иной раз кажет. Автор этих строк пытался показать подобное присутст­вие в романе “Убить миротворца”. Сам-то new or­der нередко выглядит как совершенно нечелове­ческий, не для людей он устанавливается.

Показательна в этом отношении дилогия Юлии Вознесенской “Путь Кассандры” - это од­новременно и сакральная фантастика, выполнен­ная в православной мистической традиции, и либерпанк - жестокий, страшный, правдивый. Либерпанк-универсум абсолютно соединяется у Вознесенской с царством антихриста. Таким об­разом, если в начале 90-х с нечистой силой многие фантасты связывали советский режим (одна му­мия Ильича так накуролесила в фантастических текстах!), то в наше время связь с потусторонней теменью инкриминируется демократии и либера­лизму. А в качестве посредника выступают разно­го рода оккультные инициатические организации, масоны и т. п. В маленьком рассказе Боброва бес принимает присягу у коленопреклоненного президента США - сразу после инаугурации.

Что-то еще не народилось, что-то уже ушло

Но, кстати, нет в современной отечественной фантастике и четкой схемы национального госу­дарства, основу которого составлял бы “примат крови”. В рассказах (да и в некоторых романах - мельком) такие варианты встречаются, но широ­кой популярности они пока не пользуются [19].

Нет и сценария, в котором происходит раскол России на несколько самостоятельных государств. А ведь посреди ельцинской эпохи он обсуждался вовсю! В качестве примера можно привести ро­ман Вячеслава Рыбакова “Человек напротив” [20]. Идея была навеяна “парадом суверенитетов”, на­чавшимся на территории России после принятия Декларации о госсуверенитете РСФСР. По всей ви­димости, в начале 90-х возник массовый страх распада России по сценарию распада СССР, впо­следствии рассосавшийся.

КАК ИЗМЕНИТЬ СИТУАЦИЮ?

Очевидно, что положение дел в России не удов­летворяет ни писателей-либералов, ни патриотов. Первые не создали в фантастических текстах сколько-нибудь устойчивого, прописанного в подробностях образа будущего. Вторые смоде­лировали несколько разных вариантов. Но и те, и другие хотели бы перемен. Тексты фантастов да­ют целый спектр ответов на вопрос, как добиться желаемого.

Тихие методы

Сторонников “тихих”, то есть социальных мето­дов работы, направленных на массовую трансфор­мацию общественного сознания путем долгого и тяжелого труда, в нашей фантастике немного.

Возможность повлиять на ситуацию в стране путем победы на выборах всерьез обсуждает один Андрей Столяров (роман “Жаворонок”). Он дает подробное описание региональных выборов и подводит читателя к выводу: одна безнадежная пакость эти выборы. Борьба компроматов, сорев­нование ораторов и пиаровских возможностей, в итоге не приводящее к желаемому результату: к лучшему ничего не меняется. В том же романе предложен более радикальный способ действий: поднять массовое общественное движение, запа­лить народ, привести дело к порогу гражданской войны и... опять не работает.

С. Витицкий (Б.Н. Стругацкий) отметился в прессе выступлениями крайне либерального, су­губо западнического толка. Его общественная по­зиция широко известна и не требует комментари­ев. Но его рецепты изменения российского обще­ства далеки от радикализма и революционерства: “Мельницы Господа мелют медленно”, - говорит он в романе “Бессильные мира сего”. Никакой спешки. Никаких резких движений. Главные ме­тоды работы - во-первых, постепенное превраще­ние человечества в сообщество “людей воспитан­ных”, то есть неагрессивных и настроенных гума­нистически; во-вторых, выращивание элиты, куль­тивирование определенного рода талантов, способных в нужный момент осуществить взрыв­ную, исключительно эффективную коррекцию реальности. Элита, “ученики” педагогов, посвя­щенных в законы бытия и умело “растормажи­вающих” таланты своих подопечных, держится кучно, один помогает другому, а все - всем.

Автор этих строк Дмитрий Володихин, столь же явно выразивший свою приверженность к им-перству, почвенничеству, православию, также предлагает “тактику бега на дальнюю дистан­цию”, без радикальных решений. Важнее всего всеми силами сохранять культурную самостоя­тельность, заботиться о пропаганде русского язы­ка, литературы, истории, православия и постепен­но внедряться во все административные структу­ры страны ради будущего поворота ее к право­славной версии консервативной революции (роман “Убить миротворца”, ряд статей).

Война?

Социальная революция и гражданская война, сла­ва Богу, находят еще меньший отклик в умах на­ших фантастов. Ольга Славникова в романе “2017” показывает гражданскую войну как нечто неизбежное: в период слома старого мира и пере­хода к новому не обойтись без волны насилия и крови (См. главку “Куда идем?”). При этом участ­ники войны не очень хорошо понимают, из-за че­го она идет и почему они оказались на той или другой стороне, - словно некие информацион­ные комплексы “направляют” ту или иную толпу на смертоубийство путем неявного программи­рования, почти магического воздействия. Причем сама Славникова к подобной неизбежности отно­сится как к грядущей трагедии: текст построен так, что авторская позиция совершенно очевидна.