Требуется чудо - [12]

— Опаздываете, — сказала Валерия.

— Минута в минуту, — возразил Александр Павлович. — Ты просто раньше вышла. Куда поедем?

— Домой. Наташке уроки делать надо, а у меня в понедельник доклад на кафедре, хочу подготовиться.

— Значит, я свободен?

— Хочешь — можешь сидеть рядом со мной. Только молча.

— Спасибо за честь… Я отвезу вас и вернусь в цирк: у меня половина багажа не распакована.

— Наше дело предложить… Ну как поразвлекались?

— Наталья, как? — спросил Александр Павлович, глядя в зеркальце: Наташа в нем отражалась.

— Очень хорошо, — сказала Наташа и замолчала.

— И это все? — удивилась Валерия.

Если с утра, как Наташа утверждала, она была «злой-презлой», то к вечеру явно отошла, подобрела.

— Она еще не разобралась, — поспешил на помощь Александр Павлович. — Столько впечатлений…

Удивительное дело: он сейчас легко мог поставить себя на место Наташи. У нее появилась своя тайна — единственная, необычная, сладкая-пресладкая, такая, в которую и пускать-то никого не хочется. Пока не хочется. А потом видно будет… И еще приятным казалось, что эту тайну делил с Наташей и он. В отличие от Валерии…

Александр Павлович довез их до дому, высадил. Сказал:

— Завтра выходной. Может, махнем с утра за город?

— А что? Это идея! — загорелась Валерия.

Наташа стояла в стороне, в разговор не вмешивалась.

— Значит, я заезжаю за вами в девять утра. Будьте готовы. Обе. Форма одежды — летняя парадная.

— С Наташкой поедем? — спросила Валерия. Александр Павлович попытался уловить в ее голосе недовольство или хотя бы разочарование, но не смог: ровным был голос, обычным.

— Естественно.

— Тогда я вас целую, — сказала Валерия и пошла к подъезду.

А Наташа быстро наклонилась к открытому окну, шепнула:

— Большое спасибо вам, Александр Павлович. Мне было очень хорошо, очень… — и скорей за матерью побежала.

Что ж, подумал Александр Павлович, приятное признание. Впрочем, как это ни казалось ему странным — с детьми до сей поры дела не имел, даже побаивался их, но он вполне мог ответить Наташе теми же словами…

А «портсигар» в кармане пиджака так весь день и пролежал невключенный.

5

Александр Павлович лежал поутру в постели, никуда не спешил — рано еще было, анализировал события. Ну прямо любимое занятие у него стало: анализировать события; эдак из практика-иллюзиониста в психолога-теоретика переквалифицируется, смежную профессию освоит…

А что, собственно, анализировать?

Ну, во-первых, техники многовато в этой истории. Прибор-«портсигар», прибор «короля магов» Рудольфа Бема… И тот и другой безотказно подействовали на женщин: один — на мать, второй — на дочь. Семейная черта: повышенная восприимчивость к техническим чудесам…

А во-вторых?

Во-вторых, приборы-то — ох какие разные-е-е…

Наташу расстраивать не хотел, сказку убивать не хотел, а ведь догадался Грант: бемовский «фильмоскоп» на принципе голографии построен. Заложены в него голограммы, мощно подсвечены, фоновыми шумами подкреплены — все реально, хотя техническое исполнение безукоризненное, штучная работа.

Помнится, спросил у Бема:

— А все-таки, почему сами не воспользовались?

Старик помолчал, губами пошлепал — зубов у него совсем не осталось, а протезы он почему-то не носил, — ответил:

— Техники не люблю. Не верю. Рукам своим верю. И вам советую.

— Зачем же дарите?

— Просто так. На память. Может, пригодится когда-нибудь.

Вот и пригодилось…

Александр Павлович в отличие от Бема технике верил, но лишь той, какую своими руками сотворил, какую мог по винтику, по дощечке собрать-разобрать, принцип действия назубок знал, хоть патентуй.

Может, «портсигар» запатентовать, а?..

Его не запатентуешь, принцип действия самому до сих пор неясен, только и остается, что в чудеса верить.

Однако пора подниматься, холодный душ принимать: какой садист, любопытно, на него патент получил?..

Привычная пытка рождала столь же привычное раздражение. Думал: «А ведь ты сам садист. Зачем тебе эти эксперименты? Доказать Валерии, что женщина должна быть женщиной, как природа установила?.. Ну, допустим, докажем, хотя вряд ли. И что дальше? А про „дальше“ ты ни черта не ведаешь, боишься в „дальше“ заглядывать, как страус, голову в песок сунул: авось не заметят, мимо пройдут. Авось не спросят: что это вы, умный Александр Павлович, дальше делать станете?.. Может, плюнуть? Выкинуть „портсигар“ в мусоропровод, Валерии не звонить, уйти в подполье, вплотную заняться предстоящей премьерой… А Наташа?.. Да-а, с Наташей — тут ты совсем зря! Жила девочка, не тужила, как герой из анекдота, которого прохожий хотел из болота вытянуть… Зачем вытягивать? Зачем вбивать в голову глупые и пустые иллюзии? У нее есть свой мир, свое, если хочешь, болотце. Ей там хорошо, привычно, а что малость коломытно — так это пройдет. С возрастом. А не пройдет — не твоя забота…»

В том-то и дело, что; Александр Павлович точно не знал: его это забота или не его. Три дня назад, к примеру, знал точно — не его, а сегодня — плавает, ответить не может. И прекратить эксперимент не может: разбежался, трудно остановиться…

Успокаивал себя: «Да ничего не произойдет, страшного не предвидится, не стоит и пугать себя. И вообще, кончать надо с психологией липовой, а то ненароком в психиатричку же и залетишь с каким-нибудь мудрым диагнозом вроде: „синдром самобичевания“… Жуть!.. Нет, брат, делаешь — делай, а рассуждать — этим пусть другие занимаются, им за то деньги платят…»