Травяной венок. Том 1 - [22]

Речь эта показалась Аврелии такой увлекательной и необычной, что она почувствовала боль – до того широко распахнулись ее глаза; она не сразу заметила, как сильно сжал Публий Рутилий Руф ее руку. Наконец-то ей предлагали нечто существенное, путеводную нить, держась за которую, она с юным Цезарем могла рассчитывать выбраться из царства теней.

– Ты обязана ценить достоинства юного Цезаря и делать все, что в твоих силах, чтобы направить его по пути величия. Ты должна внушить ему целеустремленность, осознание задачи, которую не сможет выполнить никто, кроме него, – сохранение mos maiorum и возрождение былого могущества старой крови.

– Понимаю, дядя Публий, – важно ответствовала она.

– Хорошо, – кивнул он и, вставая, потянул ее за собой. – Завтра, в три часа пополудни, я пришлю тебе одного человека. Приготовь мальчика.

Так Гай Юлий Цезарь Младший стал воспитанником некоего Марка Антония Нифона. Галл из Немоза, он был внуком выходца из племени саллувиев, которое ревностно охотилось за головами во время беспрерывных набегов на эллинизированное население Трансальпийской Галлии; в конце концов деда и отца будущего воспитателя поймали отчаявшиеся массилиоты. Дед, проданный в рабство, вскоре умер, отец же был достаточно молод, чтобы с честью выдержать переход от роли варвара, охотящегося за головами врагов, к роли слуги в греческой семье. Паренек оказался смышленым, поэтому умудрился накопить денег и купить себе свободу, после чего женился. В жены он взял гречанку-массиолиотку скромного происхождения, чей отец дал согласие на брак, несмотря на по-варварски могучее телосложение и ярко-рыжие волосы жениха. Таким образом, его сын Нифон вырос среди свободных людей и быстро проявил склонность к учебе, свойственную и его отцу.

Гней Домиций Агенобарб, создававший римскую провинцию на средиземноморском побережье Трансальпийской Галлии, назначил своим старшим легатом одного из Марков Антониев, а тот использовал отца Нифона в качестве переводчика и писца. После победоносного завершения войны с арвернами Марк Антоний пожаловал отцу Нифона римское гражданство, чем выразил свою благодарность; Антонии славились щедростью. Хотя ко времени поступления на службу к Марку Антонию отец Нифона уже был свободным человеком, римское гражданство позволило ему стать членом антониевого сельского племени.

Нифон еще в детстве отличался стремлением учить других, а также интересом к географии, философии, математике, астрономии и инженерному делу. Когда он надел тогу взрослого мужчины, отец посадил его на корабль, отплывавший в Александрию, мировой центр учености. Там, в библиотеке музея, он набирался ума под руководством Диокла – самого главного библиотекаря.

Однако взлет библиотеки давно кончился, и никто из библиотекарей уже не мог сравниться с великим Эратосфеном. Когда Марку Антонию Нифону исполнилось двадцать шесть лет, он решил поселиться в Риме и преподавать там. Сперва он заделался грамматиком и учил юношей риторике; потом, устав от чванства юной поросли благородных римлян, он открыл школу для мальчиков помладше. Марк Антоний Нифон тотчас добился успеха и весьма скоро мог себе позволить без стеснения взимать самую высокую плату. Он с легкостью оплачивал просторное классное помещение из двух комнат на тихом шестом этаже инсулы вдали от гомона Субуры, а также еще четыре комнаты этажом выше в том же пышном сооружении на Палатине, которые использовал как жилище. Нифон имел еще четырех дорогих рабов: двое из них ухаживали лично за ним, а двое помогали ему в преподавании.

Пожаловавшего к нему Публия Рутилия Руфа он встретил смехом, заверив гостя, что не намерен отказываться от столь доходного занятия ради хлопот с сосунком. Рутилий Руф сделал следующий ход: он предложил педагогу готовый контракт, включавший проживание в роскошных апартаментах в более фешенебельной инсуле на Палатине, и более щедрую оплату его трудов. Однако Марк Антоний Нифон не соглашался.

– Хотя бы зайди взглянуть на ребенка, – не вытерпел Рутилий Руф. – Когда под самый твой нос подносят столь лакомую приманку, надо быть олухом, чтобы отворачиваться.

Но стоило преподавателю повстречаться с юным Цезарем, как он сменил гнев на милость. Теперь Рутилий Руф услышал он него следующее:

– Я берусь быть наставником юного Цезаря не потому, что он – это он, и даже не из-за его чудесных способностей, а потому, что он очень мне понравился, а его будущее внушает мне страх.

– Ну и ребенок! – делилась Аврелия с Луцием Корнелием Суллой своими заботами, когда тот заглянул к ней в конце сентября. – Семья собирает последние деньги, чтобы нанять для него самого лучшего наставника, и что же? Наставник становится жертвой его обаяния!

– Гм, – откликнулся Сулла.

Он объявился у Аврелии не для того, чтобы выслушивать жалобы об ее отпрысках. Дети утомляли Суллу, как бы смышлены и очаровательны они ни были; оставалось гадать, почему он не зевает в присутствии собственного потомства. Нет, у его прихода была иная цель: он собирался оповестить Аврелию о своем отъезде.

– Значит, и ты меня покидаешь, – заключила она, угощая его виноградом из своего двора-сада.