Травяной венок. Том 1 - [133]

Друз намеревался выступить первым со своими законопроектами, однако его опередили. Десятого декабря, едва успела закончиться официальная церемония введения в действие новой коллегии народных трибунов, Миниций, этот чурбан, ринулся вперед и пронзительным голосом провозгласил, что считает своим первейшим долгом предложить принятие закона, необходимость в котором давно назрела. До сих пор, верещал Миниций, дети, рожденные от брака между римским гражданином и неримлянкой, получали римское гражданство. Это неправильно: в результате развелось слишком много нечистокровных римлян! Чтобы оградить чистоту нации, продолжал вещать Миниций, необходимо принять закон, который отказывал бы в римском гражданстве детям от любых смешанных браков.

Принятие предложенного Миницием закона о гражданстве повергло Друза в глубокое разочарование. Судя по дружным крикам одобрения, которые сопутствовали этому, представители племен, обладающих правом голоса, в большинстве своем во что бы то ни стало стремились лишить гражданских прав тех, кого они считали низшими народами. А именно, все остальное человечество.

Цепион, разумеется, поддержал предложенную меру, хотя в глубине души и не желал, чтобы подобный закон был принят. Совсем недавно он подружился с новым сенатором, единомышленником верховного жреца Агенобарба, которого тот, будучи цензором, включил в списки членов сената. Новый знакомый носил внушительное имя Квинт Варий Север Гибрида Сукроненс, однако предпочитал, чтобы его звали просто Квинтом Варием. Ибо Севером его прозвали за жестокость, Гибрида служило указанием на неримское происхождение одного из его родителей, а Сукроненс всего-навсего означало, что он родился и вырос в городе Сукро, в Ближней Испании. Едва ли имеющий право называться римлянином по крови, бывший для настоящих римлян чужеземцем в большей мере, чем любой итальянец, Квинт Варий был твердо намерен стать одним из величайших мужей Рима и не брезговал никакими средствами для достижения этой высокой цели – благо деньги (которыми его снабжали соотечественники-испанцы) ему это позволяли.

Представленный Цепиону, Квинт Варий прилепился к нему более цепко, чем ракушка к дну корабля. Он оказался опытным льстецом, неутомимым в оказании знаков внимания и мелких услуг. И преуспел в своих стараниях больше, чем мог надеяться, ибо, сам того не зная, превознес Цепиона до таких высот, на какие тот в былые времена возносил Друза.

Не все друзья Цепиона привечали Квинта Вария. Луций Марций Филипп был к нему благосклонен, так как тот всегда с готовностью протягивал руку помощи, если кандидат в консулы испытывал финансовые затруднения, и делал этот безвозмездно. Квинт Цецилий Метелл Пий Поросенок, напротив, возненавидел Квинта Вария с первого взгляда.

– Квинт Сервилий, как ты терпишь рядом с собой этого подлеца? – как-то раз не выдержал Поросенок. – Говорю тебе: если бы Квинт Варий находился в Риме в момент смерти моего отца, я бы поверил заключению доктора Аполлодора и точно знал, кто отравил великого Метелла Нумидийского!

В другой раз он же заявил верховному жрецу Агенобарбу (отчего тот в изумлении открыл рот и не нашелся, что ответить):

– С какими гнусными личностями, вроде этого Квинта Вария, ты знаешься! Нет, в самом деле: кончится тем, что ты прославишься как покровитель сводников, мошенников и прочих подонков…

Однако не все столь ясно видели внутреннюю сущность Квинта Вария. В глазах простаков и людей несведущих он был чудесным человеком. Прежде всего благодаря своей приятной внешности: высокий, хорошо сложенный, с горящими глазами и правильными чертами лица, тот подкупал какой-то мужественной красотой. Он также умел внушить доверие – но только с глазу на глаз, в личном общении. Ибо ораторские его способности оставляли желать лучшего, а испанский акцент был столь силен, что Квинт Варий, по совету Цепиона, брал уроки дикции. И покуда он был всецело поглощен этой работой над собой, все наперебой обсуждали, что же он за фрукт.

– Человек редкой рассудительности… – считал Цепион.

– Паразит и сводник, – заклеймил Друз.

– Щедрый и обаятельный человек, – отзывался Филипп.

– Скользкий, как плевок, – возражал Поросенок.

– Ценный партнер, – утверждал верховный жрец Агенобарб.

– Не римлянин, одно слово… – презрительно обронил принцепс сената Скавр.

Разумеется, у обаятельного, рассудительного, ценного Квинта Вария новый lex Minicia de liberis, поставивший под вопрос его гражданство, вызвал крайнее беспокойство. Однако Цепион, как выяснилось, оказался способен проявлять невероятное упорство. Никакие настояния не могли убедить его не поддерживать этот закон.

– Тебе не о чем беспокоиться, Квинт Варий, – говорил Цепион своему новому другу. – Действие этого закона не распространяется на прошлое.

Друз был напуган принятием этого закона, пожалуй, сильнее всех – хотя никто бы этого по его поведению не сказал. Поскольку то было свежайшее доказательство, что общество – по крайней мере, в самом Риме – было по-прежнему настроено против предоставления кому бы то ни было извне гражданских прав.

– Придется мне перестроить свою законодательную программу, – сказал он Силону во время одного из его визитов в конце года. – Введение всеобщего избирательного права придется отложить до окончания моего срока полномочий в качестве трибуна. Я думал с этого начать, но теперь вижу, что не могу.