Травница - [22]

Отношения с мясником после этого разладились и мы пару дней лишь злобно переглядывались. В течение этого времени я постоянно падала и об что-то билась. На мне живого места не осталось — все было в ранах и синяках. И мысли о наказании постоянно всплывали. Так что для своего успокоения и что бы вконец убедиться, что все это СЛУЧАЙНОСТЬ — я вновь, всё утро промучилась и сделала туже настойку от мигрени.

Презентовала её мяснику с извинениями, сославшись, что в тот раз: «Больно плохо себя чувствовала». Мужчина сначала деловито отказывался, но потом с радостью принял. И что вы думаете? В тот же день я опять продала на семь золотых.

Больше я не жадничала… и с Рииг не шутила.

* * *

Последняя неделя лета не принесла с собой прохлады. Солнце, пока у него ещё осталось время, отчаянно пыталось поджарить меня. Мне чудилось, что оно восходило только для того, чтобы заставить страдать и заходило с обещанием продолжить пытки.

Я искала спасение в тени ив и прохладе озера. В те дни, когда меланхолия и скука продолжали быть моими основными спутниками, оно было для меня океаном… Но иногда у Укко и Яримы получалось изгнать их и заменить собой. Мы подолгу дурачились у воды, разговаривали и лепили песчаные замки. Бывало, я представляла себя одним из них: показательно крепкий и стойкий, но от малейшего толчка рассыплется в пыль. Как и на любого человека, на меня периодически находила безысходность и некое отчаяние: зачем я все это делаю? Такие мысли нужно гнать с первой секунды, ибо потом они незаметно обосновываются глубоко в груди и начинают пожирать тебя кусок за куском.

Этот день был одним из таких, вот я и вытащила Укко с Яримой на озеро, лишь бы не оставаться наедине с мыслями. Тут даже чай мой не сильно помогал.

— Ярима, а что на том конце озера? — я пыталась рассмотреть, но различала лишь рогоз, — ни разу там не была.

— Серьёзно? — парень собирался уже выходить из воды, но остановился. — Небольшой лесок и деревянный мостик.

В голове мелькнула озорная мысль:

— А давай, кто быстрее переплывёт озеро?

— Ну я не знаю, там глубоко. — Колебался рыжий.

— Ладно, тогда я сама. — И я резко нырнула и поплыла в противоположную сторону.

Плыла я под водой, пока лёгкие, не загорелись от нехватки воздуха, но и потом не останавливалась ещё минут. И только тогда я развернулась в сторону берега: Ярима взволнованно бродил на мелководье, Укко злобно махал руками. Я усмехнулась и, помахав им рукой, продолжила плыть.

Вода обволакивала и снимала с меня тяжесть дней. Я чувствовала только расслабленность и спокойствие. Почти доплыв до деревянного мостика, о котором говорил Ярима, перевернулась на спину и прикрыла веки.

Сколько я так проплавала — не знаю. Может, время текло быстро или наоборот тянулось и тянулось. Открыла я глаза, когда почувствовала, что солнце перестало припекать — пора возвращаться.

Я подплыла к мостику и попыталась подтянуться, но штанина за что-то зацепилась. Да, я купалась в штанах и плотной рубахе, иначе Ярима не пережил бы эти походы на озеро.

Подёргав так и этак — штаны намертво за что-то зацепились. Нырнув, я заметила, что это был сук и их уже не спасти, благо брюки были старые. Пришлось их снять и оставить озеру на память.

Вот так без штанов, я, наконец, забралась на мостик и замерла. Холодок пробежал по спине — меня пробрало до мурашек. Напротив меня сидела самая настоящая шишига. Да, та кем меня обзывал Укко. Под его описание подходила на все сто: нагая, горбатая растрёпанная женщина с сучковатыми руками, только брюха не было. Её длинные темно-коричневые волосы были перепутаны и все в тине, они свисали толстыми кнутами по плечам. Болотные глаза с перевёрнутым зрачком смотрели на меня не менее удивлённо, чем я.

«Шишиги нападают на пьяниц, съедают и обгладывают их косточки. Временами они озорничают: подкрадываясь к купающимся, и утаскивают их под воду» — вспомнились слова Укко и я сглотнула.

Шишига же перестав изумляться, хищно сощурила глаза и принялась жадно рассматривать меня — какой кусок меня съесть первым. Вариантов отступления у меня не было: обратно в воду, но она явно плавает лучше меня, убежать тоже не получится — нужно пробегать через неё. Она сразу меня убьёт? Или будет держать живой, чтобы мясо посвежее было.

Шишига шумно втянула воздух и… закашлялась.

— Тра-а-авница, — булькающим голосом выплюнуло существо. — Воняет, да и полукровка — невкусно, жёстко.

Последние слова прозвучали обиженно. Но, «воняет, невкусная и жёсткая» для меня звучали словно песнь соловья, как лучшие комплименты. Появилась надежда, что меня не сожрут.

Горбатое существо поглядывало на меня с отвращением и разочарованием. Я попробовала двинуть, но она зашипела и я обмерла.

— А спросить? — строго спросила шишига. Я непонимающе и с мольбой уставилась на существо. Я могу поклясться Рииг, что оно закатила глаза. — Дозволение идти, травница.

— М-можно мне пойти? — голос дрожал, зуб на зуб не попадал. — Пожалуйста.

Шишига демонстративно помолчала, будто взвешивая все за и против, словно на суде Анубиса, когда моя душа противопоставлялась невесомому белому перу. Я чувствовала, как колотиться сердце в груди.