Трава, пробившая асфальт - [30]

 Мне захотелось получить объяснение: почему, проживая в Бачатском, я числюсь в Чугунашском? Судьба давала в руки отличный шанс возмутиться. Но я сдрейфила, струсила, испугалась…

 Читатели недоумевают: а чего испугалась-то? Взрослая барышня, без малого 14 лет, имеет право знать содержание своей истории болезни, тем более первой страницы. Подошла бы к воспитательнице, спросила бы в лоб: а почему я числюсь в Чугунашском детском доме? Да еще уточнила бы: а в Чугунаше хоть есть детдом или только мужской ПНИ? Да еще съязвила бы: или вы меня сразу приписали к мужскому ПНИ, как раньше дворянских отпрысков с малолетства записывали в военный полк?

 Поясняю ситуацию. Я не осмеливалась донимать воспитательниц по поводу их характеристик — после того разговора матери с медсестрой — потому, что страшилась своего будущего. Догадывалась, куда попаду после совершеннолетия со своими малоутешительными диагнозами…

 Однажды, осмелев, я заикнулась персоналу о моих диагнозах и перспективах. Так меня чуть ли не пытали: откуда я знаю про диагнозы и планы в отношении меня? Если бы я выдала Любу, тайком принесшую мою папку с документами, ее бы наказали. А наказывали девочек, даже уже взрослых, издевательски — раздевали до нижнего белья, забирали матрас, одеяло, оставляли простыню да подушку — лежи на голой сетке, пока не одумаешься. И Любу эта участь не миновала бы. Так что я помалкивала.

 Официальное местопребывание Томы Черемновой так и осталось загадкой.

Я взрослею

 В 1970 году в нашем детдоме построили еще один корпус, такой же, как выстроенный после пожара, в два этажа, сходной планировки, но, к сожалению, с бытовыми условиями похуже — туалеты, умывальники и душевые только на первом этаже. Нас, девчонок, поселили на втором этаже, где только палаты и игровые комнаты. У меня-то под койкой свой горшок, а бедным девчонкам приходилось бегать на первый этаж за всем, связанным с водой, — и в туалет, и гигиену соблюсти, и даже воды попить.

 С гигиеной — просто кошмар! Особенно в те проблемные женские дни, которые нынче деликатно именуют критическими. Гигиенических пакетов и ваты (современных впитывающих прокладок и тампаксов тогда и в помине не было) нам не выдавали, а вместо этого посылали в прачечную, где в качестве прокладок можно было получить выстиранные тряпочки. После использования по назначению воспитатели и нянечки заставляли их тут же выбрасывать, а прачки орали:

— Где мы вам столько тряпок наберем?

 Тяжелее всех приходилось мне. Если кто-то из девчонок постирает мне тряпочки, то хорошо, но чаще их приходилось выкидывать и клянчить новые. Не приведи Господь вам, милые женщины, пережить такое унижение!

 В том же 1970 году полностью обновился состав нашей группы, из старожилов остались лишь я да Вася. Завезли много ребят из вспомогательных школ, тех, кто не справлялся с учебной программой, и продолжали с ними заниматься, примерно придерживаясь программы тех школ.

 Тут-то мне и пригодилось то, что я по страницам книг самостоятельно научилась считать. Примеры с иксами и игреками у меня тоже не вызвали затруднений — та же арифметика, только надо найти спрятанные числа. Я легко справлялась. Воспитательница пишет на доске задание — я тут же следом за ней решаю. И когда я в математическом рвении выдавала решение вслух, она меня одергивала:

— Тома, не подсказывай! Решай в уме.

 Мне было тяжеловато оттого, что я не могла писать руками, но в остальном ни в чем не уступала другим ученикам.

 Однажды задали пример, когда из одного десятка в другой надо было перенести единицу, пример непростой, когда дело имеешь с несколькими десятками. Я подумала-подумала и решила его верно. Напротив меня сидела девочка, которой это было непонятно, хотя она закончила семь классов вспомогательной школы. А когда я ей объяснила по-своему, девочка справилась. Меня похвалили: «Ну ты, Тома, прям учительница! » И после этого случая частенько просили позаниматься с теми, кто «не тянул».

 Читателям смешно читать про столь примитивные занятия математикой в 14–15 лет, но не забывайте, что дело происходило в специализированном детском доме. Если бы мне дали возможность учить математику в полном объеме нормальной школы! Но между мною и настоящей математикой воздвигли высоченную стену из моих диагнозов и оценок умственного развития…

 Как-то мы с Васькой сидели на колясках в коридоре, и к нему подошла новенькая воспитательница Валентина Федоровна, совсем молоденькая девушка, тогда еще незамужняя.

— Ну что, Вася, прочитал книгу? — спросила она приветливо.

— Прочитал, спасибо, — бойко ответил Васька. — Может, еще принести? — предложила Валентина Федоровна.

— Ну принесите, — согласился Васька.

— Такую же? Про любовь? — уточнила она.

 Не успел Васька определиться с выбором, как встряла я:

— И мне тоже что-нибудь принесите почитать.

 На следующий день девчонки передали мне от нее книгу Георгия Егорова «Солона ты, земля». Прекрасная книга самобытного алтайского писателя, серьезная и правдивая. Забегая вперед, скажу, что потом эту книгу несколько раз переиздавали, но ее продолжение «На земле живущим» на много лет положили под сукно из-за цензурных соображений и издали лишь в перестроечную эпоху.