Транзит Сайгон-Алматы - [56]

На местах реализация земельной реформы обернулась перегибами и злоупотреблениями властью. Группы особистов из Национального комитета безопасности были направлены по всем, буквально по всем деревням Тонкина. Агенты должны были селиться среди беднейших крестьян и делить с ними их быт. Если крестьяне голодали, они должны были голодать вместе с ними, если крестьяне жили в грязи, то агенты должны были жить в грязи вместе с ними, если крестьяне не брезговали помоями, то же самое должны были делать и агенты. Цель — выстраивание доверительных отношений с беднейшим крестьянством и сбор данных. Агенты кропотливо записывали и отсылали в центр собранные сведения — кого можно считать помещиком, кого зажиточным середняком, с кого было нечего взять, кто как жил, кто как наживал добро, кто был замечен в связях с французами, кто не был лоялен коммунистической власти.

Когда начинается передел собственности и имущества, никогда нельзя рассчитывать на объективность и справедливость. Любые наговоры, мелочное сведение счётов, наветы в корыстных целях теперь превращались в грозное, смертельное оружие. Центр, находившийся на тот момент под неограниченным влиянием генсека партии, реагировал на донесения быстро и жёстко. Под конец нашей вахты в Фу Локе, мы стали свидетелями леденящей кровь сцены «народного суда» на центральной поляне села.

В качестве судьи выступал глава группы особистов, хотя, насколько я понял из разговоров с ним, ни юридического образования, ни даже школьного аттестата у него не было. В качестве обвинителей выступали жители деревни, целые семьи. Они монотонно перечисляли преступления обвиняемых, от которых они якобы пострадали во время оккупации и колониального режима. Защита отсутствовала как таковая. В завершение суда трёх несчастных привязали к столбам с мешками на головах и просто, по-будничному расстреляли. Трудно было поверить, что эти трое рядовых, ничем не примечательных самогонщиков были действительно повинны в вымогательствах, изнасилованиях и издевательствах над малолетними, в которых их обвиняли. У меня почему-то складывалось впечатление, что они просто пали жертвой коллективной антипатии селян, оказались не в то время и не в том месте. Я был глубоко потрясён этой сценой — война закончилась, но её ужасы продолжались при свете белого дня на освобождённой земле.

Когда мы вернулись в Ханой, мы услышали о событиях в провинции Нгеан, на родине наших вождей Хошимина и Зиапа. Группы особистов были подвергнуты местным крестьянством самосуду за подстрекательство — их отправили «искать креветок» в Меконге старым способом. Местный народ увидел в них агентов новой тирании, ничем не отличающихся от французской Сюртэ. Когда Центр направил туда спецотряды, чтобы выявить и наказать виновных, нгеанские крестьяне вооружились и отбили атаку. Мятежная провинция больше не признавала власть Ханоя. Центр забил тревогу. Хошимин внезапно представил себе, что должны были чувствовать люди вроде Жана Деку, последние генерал-губернаторы, префекты, высшие комиссары Четвёртой республики в Индокитае, главы марионеточных правительств, когда они вдруг понимали, что их контроль над суверенитетом страны ослаб и пошатнулся, что власть, которой они невозбранно пользовались ещё час назад, внезапно ускользает из рук в силу обстоятельств непреодолимой силы. 

26.

Как определить этот щепетильный момент заранее, чтобы упредить его и избежать потери власти, которая столь часто влечёт за собой печальный конец? Хошимин вызвал к себе проверенного годами тяжких испытаний товарища, генерала Зиапа. Никогда ещё Зиап не видел своего старшего друга и вождя в такой панике. Ему показалось, что Хошимин гораздо больше боится потерять власть сейчас, чем он боялся потерять жизнь тогда, когда они скрывались под землёй, а над их головами бегали французские десантники, возбуждённые от того, что нашли на столе письменные принадлежности вождя и стаканы с неостывшим чаем.

— Чёртов Чыонг Тинь подставил меня, братишка, — сказал Хошимин. — Делай с ним что хочешь. Мне нужна твоя помощь

— Я хочу выступить на ближайшем съезде партии, — поставил своё условие Зиап. — И сказать там всё, что я думаю о Чыонг Тине и его аграрной программе.

— Поступай, как знаешь, но останови нгеанских крестьян. Это движение очень опасно для завоеваний революции и моей молодой демократической республики.

Получив карт-бланш, Зиап задумался, как ему следовало поступить, чтобы справиться с возложенной на него задачей. Хорошо зная суровый нрав своих земляков и их представления о справедливости, он осознавал, что договариваться о чём-либо было уже слишком поздно, что момент уже был упущен, что их можно было остановить только превосходством в физической силе. Он считал, что времени на переброску войск не было, так как не хотел упустить тот момент, когда пришедшие в движение инертные массы наберут лавинообразный ход. На подавление было необходимо бросить 325-ю дивизию, расквартированную в родном городе вождя и укомплектованную из тех же земляков. Это был крайне рискованный шаг — если 325-я перейдёт на сторону повстанцев, молодую демократическую республику может постичь бесславная участь. Кому доверить столь щепетильную задачу? Зиап вызвал к себе проверенного годами тяжких испытаний товарища, комбрига по прозвищу Хайфонец…