. Играла она плохо: сюсюкала, конфузилась. Скоро, впрочем, привыкла и стала нравиться публике. Феногенов был очень недоволен.
— Разве это актриса? — говорил он. — Ни фигуры, ни манер, а так только… одна глупость…
В одном губернском городе труппа Лимонадова давала «Разбойников» Шиллера. Феногенов изображал Франца, Маша — Амалию. Трагик кричал и трясся, Маша читала свою роль, как хорошо заученный урок, и пьеса сошла бы, как сходят вообще пьесы, если бы не случился маленький скандал. Все шло благополучно до того места в пьесе, где Франц объясняется в любви Амалии, а она хватает его шпагу. Малоросс прокричал, прошипел, затрясся и сжал в своих железных объятиях Машу. А Маша вместо того, чтобы отпихнуть его, крикнуть ему «прочь!», задрожала в его объятиях, как птичка, и не двигалась… Она точно застыла.
— Пожалейте меня! — прошептала она ему на ухо. — О, пожалейте меня! Я так несчастна!
— Роли не знаешь! Суфлера слушай! — прошипел трагик и сунул ей в руки шпагу.
После спектакля Лимонадов и Феногенов сидели в кассе и вели беседу.
— Жена твоя ролей не учит, это ты правильно… — говорил антрепренер. — Функции своей не знает… У всякого человека есть своя функция… Так вот она ее-то не знает…
Феногенов слушал, вздыхал и хмурился, хмурился…
На другой день утром Маша сидела в мелочной лавочке и писала:
«Папа, он бьет меня! Прости нас! Вышли нам денег!»
1883
Впервые напечатано в журнале «Осколки», 1883, № 41, 8 октября, с подзаголовком Историйка. Подпись: А. Чехонте. В исправленном виде и без подзаголовка вошло в сборник Чехова «Сказки Мельпомены», М. 1884.
Подготавливая рассказ для собрания сочинений, Чехов сделал много стилистических исправлений, заменил некоторые фамилии (Гемофилов стал Финогеновым, Спичкин — Сидорецким). Были внесены изменения также и в характеристики героев. Например, в сборнике было: «Скоро, однако, Маша узнала адрес труппы, изменила мужу, чтобы заработать денег на дорогу, и поехала к Гемофилову». Стало: «…но Маша узнала и прибежала на вокзал после второго звонка, когда актеры уже сидели в вагонах». Было: «Боже мой, как я счастлива! — простонала она. На этот раз она была счастлива. Первый раз за все время своего замужества она была так близка к своему малороссу. Ранее же не было не только объятий, но ни ласкового слова, ни хорошего взгляда. — Боже мой, как я счастлива! — повторила Маша, прижимаясь к мужу». Стало: «Пожалейте меня! — прошептала она ему на ухо. — О, пожалейте меня! Я так несчастна!»
Рассказ был отослан в «Осколки» задолго до его напечатания. Чехов еще в начале августа 1883 г. запрашивал издателя Н. А. Лейкина: «Какова судьба моего „Трагика“? Неплохой рассказ вышел бы, если бы не рамки… Пришлось сузить даже самую суть и соль… А можно было бы и целую повесть написать на эту тему.». О причинах задержки с печатанием известно из писем Лейкина к Чехову: «Вы спрашиваете о судьбе Вашего „Трагика“. Рассказ набран, пропущен цензурой и пойдет в № 33, если Вы к тому времени пришлете еще какой-нибудь рассказец. Дело в том, что при ужасных цензурных условиях я всегда должен иметь у себя запасной набор. Вот я и берегу „Трагика“. Иначе может случиться, что номер не выйдет. Бывает так, что цензор херит 1/3 посылаемого к нему» (4 августа 1883 г.). «Бога ради не смущайтесь тем, что я не печатаю Ваш рассказ „Трагик“. Рассказ прелестен, но великоват, и я все никак не могу его втиснуть» (1 октября 1883 г.).
Из писем Лейкина видно, что он задерживал печатание рассказов еще и потому, что распределял их по сезонно-календарному признаку. Так, в письме от 1 октября 1883 г. он писал Чехову: «„Трагик“ набран и лежит в наборе. Теперь разгар театрального сезона, рассказ является рассказом à propos[3], и я его непременно помещу в октябре месяце».
