Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - [61]

В деревне Федькино Опочецкого района каратели арестовали Игнатьеву К., поддерживающую связь с партизанами, подвергли ее пыткам, нанеся 18 ножевых ран и разрезав рот, а потом расстреляли.

В июле 1944 г. казачий отряд выехал на территорию Латвийской ССР, где в районе городов Круспилс и Екабпилс участвовал в карательных операциях против партизан. В начале 1945 г. немцами отряд переброшен в Германию, где на реке Одер занимался строительством линии обороны, а часть карателей перешла на службу во власовскую армию»^[573].

После войны советским органам государственной безопасности удалось выявить на территории СССР и привлечь к уголовной ответственности всего 30 человек, служивших в этом казачьем отряде. Значительная часть преступников легализовалась в Западной Европе и Америке.

Летом 1942 г. в украинском городе Лохвица командование германской армии при содействии эмигрантского Армянского национального комитета приступило к формированию «армянского национального легиона» из числа бывших военнослужащих Красной Армии, добровольно сдавшихся в плен и содержавшихся в лагерях военнопленных.

Отбор в национальный легион преимущественно проводился из числа военнопленных армян и других кавказских национальностей. Непосредственной вербовке в «армянский национальный легион» предшествовала соответствующая антисоветская обработка, при этом добровольное согласие поступающего на службу в национальный легион было обязательно.

Антисоветскую и пронацистскую обработку добровольцев проводили представители «армянского комитета», одним из которых был генерал Саркис Саркинян — белоэмигрант и офицер германской армии. После нее каждый легионер подвергался индивидуальному опросу и зачислялся в одно из подразделений «армянского национального легиона».

«Армянский национальный легион» состоял из четырех батальонов, имевших порядковые номера от 1 до 4. Каждый батальон имел в своем составе более 600 человек. Личный состав был вооружен винтовками. В каждом отделении имелись ручные пулеметы, а в ротах — пулеметы. При батальоне находились взвод тяжелых пулеметов, батарея легких орудий (четыре орудия) и два танка.

С февраля по июль 1943 г. в деревне Заверняйки Опочецкого района Псковской области дислоцировалось одно из подразделений 2-го батальона «армянского национального легиона» примерно в 125 человек при нескольких командирах-немцах. С весны 1943 г. около четырех месяцев в деревнях Болтино и Новоселье того же района находилось другое подразделение «армянского легиона» примерно из 200 человек. Также в течение 1943 г. и весны 1944 г. фиксировалось появление легионеров в составе крупных подразделений в районах деревень Вольное Освобождение, Стрибово, Пушкинские Горы, Столбово, Куденково.

В задачи «армянского национального легиона» входила вооруженная борьба с партизанским движением. Легионеры в составе крупных соединений проводили боевые операции против партизан, задержанных народных мстителей расстреливали или направляли в лагеря в Германию^[574]. Кроме этого, они занимались арестами, избиением и ограблением мирных советских граждан. Арестованных советских граждан помещали в лагеря, а деревни сжигали.

Весной 1944 г. «армянский национальный легион» передислоцировался в Латвию, а в мае 1944 г. был вывезен во Францию, где большинство легионеров после открытия второго фронта были пленены англичанами.

Официально Испания не воевала с Советским Союзом. Но на Северо-Западе России в составе вермахта сражалась испанская Голубая дивизия. Без всякого лукавства ее солдат можно назвать «добрыми оккупантами». Добрыми — по сравнению с немцами, финнами и особенно эстонцами и латышами. Но — оккупантами, и оккупантами весьма вороватыми.

В испанской исторической литературе всячески превозносится тот факт, что командир дивизии генерал Муньос Грандес приказал вручить на Рождество 1941 г. подарки для советских военнопленных и жителей новгородских деревень.

Окопная правда войны крайне неромантична: голод и вши, смерть и ранение, холод и удушающая жара с насекомыми летом. Испанская дивизия остановилась на Волхове. Впереди была советская линия обороны, а позади — русские деревни. Здесь они провели почти год.

Через несколько месяцев после освобождения Северо-Запада России от немецкой оккупации ЧГК приступила к сбору материалов об ущербе, нанесенном региону. Здесь необходимо понимать специфику акта ЧГК как исторического источника. Членов комиссии интересовали факты преступлений на оккупированной территории, уровень понесенного страной ущерба. Естественно, никакая информация о гуманном отношении к мирным жителям не фиксировалась. В этих условиях многие новгородцы вспомнили об обидах, нанесенных им в 1941–1942 гг. испанскими военнослужащими. Что-то повторялось, что-то преувеличивалось, но картина поведения солдат Голубой дивизии рисовалась достаточно объемной.

Виды документов ЧГК, в которых упоминаются испанские военнослужащие, достаточно разнообразны. К ним относятся опросы свидетелей, заявления пострадавших, акты о нанесенном ущербе, установление лиц, повинных в совершении преступлений (с дальнейшей передачей материала в органы государственной безопасности). Сложность определения вины той или иной национальной категории военнослужащих заключалась еще и в том, что испанцы покинули этот район летом 1942 г. — за полтора года до освобождения и за два с половиной года до начала работы здесь ЧГК. Большинство местных жителей не видели существенной разницы между немецким и испанским языками, тем более что военная форма у тех и других была практически одинакова. Конкретно про испанцев говорили те жители, которые достаточно тесно общались с ними на протяжении нескольких месяцев. Они могли заметить некоторую разницу в поведении между военнослужащими вермахта и Голубой дивизии.