Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - [47]

. Спустя всего месяц все тот же П. Кубаткин разослал означенным инстанциям докладную записку о деятельности подчиненной ему зафронтовой разведки, включавшую уведомление о том, что помимо сбора данных о военных мероприятиях и объектах противника УНКВД по Ленинградской области проводит агентурную работу, ориентированную на «освещение положения населения в оккупированных районах» и «выявление предателей и агентуры немецких разведорганов и гестапо»^[433]. Приблизительно тогда же, зимой 1942 г., группа партизанских отрядов, действовавшая в районе Брянских лесов и находившаяся под руководством оперативной группы НКВД Орловской области, отрапортовала об успешном «выявлении шпионов и предателей» в рамках выполнения задач по «политической разведке»^[434].

Используя результаты зафронтовой агентурной работы ленинградских и других чекистов и их партизанских формирований, а также информацию, собранную на уже освобожденных от врага советских территориях, весной 1942 г. созданное за несколько месяцев до этого для усиления партизанской и диверсионной активности в тылу противника четвертое управление НКВД СССР составило одиннадцатистраничное описание положения на оккупированной части страны. Помимо освещения созданного немцами нового административного, полицейского и политического режимов, введенных оккупантами новых типов удостоверений личности и правил перемещения по дорогам, а также влияния всех этих изменений на положение местного населения и его настроения, авторы этого документа проанализировали факты сотрудничества советских людей с врагом. Использованный ими при этом язык отчетливо передает испытанное ими глубокое потрясение от полученных результатов: «Большое количество людей из бывшего советского аппарата оказались продавшимися немцам, предателями и изменниками родины», — резюмировали они, отмечая также, что работающая на немцев агентура из местного населения «доходит до колоссальных размеров и оказывает большую услугу немецким властям в деле вылавливания всех подозрительных и враждебных лиц»^[435]. Об аналогичной шоковой реакции партизан на первые проявления коллаборационизма поведал много лет спустя один из организаторов партизанского движения в Белоруссии Эдуард Нордман: «На первых порах для меня и моих молодых товарищей было просто дико слышать о какой-то “немецкой полиции” из местных жителей, о “старостах” <…> Мы свято верили тому, что писали в газетах до войны, были убеждены в нерушимом единстве и сплоченности советского народа. Я был твердо уверен, что все люди за советскую власть. А тут такое» ^[436].

В первом полугодии 1942 г. информация о пособниках нацистов из числа советских граждан поступала в Москву также от разведывательных и политических органов Красной Армии, равно как и от оставшихся в тылу противника коммунистов и комсомольцев. К примеру, 14 мая в адрес начальника ГлавПУРа Льва Мехлиса был отправлен подробный отчет политотдела Приморской армии по Крыму. В нем повествовалось среди прочего об экономической ситуации в крымских населенных пунктах, о сложных взаимоотношениях между оккупационными властями и местным населением, а также о проявлениях коллаборационизма^[437]. Несколько позже от выбравшегося в советский тыл лидера комсомольской организации латвийского портового города Лиепая Имантса Судмалиса^[438] была получена яркая картина нацистской оккупации Латвии. Помимо описания разрушений и тяжелой экономической ситуации в латвийской столице Риге и на периферии, а также введенных немцами форм административного управления и паспортного режима, автор документа довольно пространно описал настроения латышского народа, при этом честно признав национальную ориентацию большей части латышских рабочих и уделив внимание явлению коллаборационизма. Согласно И. Судмалису, местные пособники оккупантов — члены организаций «Айзсарги» и «Свастиковцы»^[439] — активно содействовали повсеместному физическому уничтожению евреев, а также коммунистов, бывших представителей советской власти и членов их семей^[440].

Партизанская разведка учится собирать информацию о коллаборационистах и националистах, лето 1942 г. – зима 1943 г

Создание Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) в конце мая 1942 г.^[441] не только способствовало дальнейшему развертыванию вооруженной борьбы в тылу противника, но и вывело партизанскую политикоэкономическую разведку на новый уровень. «Развитие партизанского движения в тылу противника, — объяснял в июле 1942 г. П. К. Пономаренко литовскому коллеге, первому секретарю ЦК КП (б) Литвы и главе Литовского штаба партизанского движения Антанасу Снечкусу, — открывает широкие возможности для <…> приобретения всех тех сведений, материалов, документов, которые позволили бы глубоко изучать политическое и экономическое положение в тылу противника»^[442]. Именно поэтому организаторы первых краткосрочных курсов ЦШПД по агентурной разведке «для работающих во временно оккупированных немцами областях Союза ССР» включили в программу подготовки курсантов объяснение важности и конкретных методов политико-экономической разведки