Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - [140]
Отрицатели, конечно же, используют объяснимые неточности А. Н. Шелепина в качестве ложного доказательства фальшивости его записки. Однако самым, пожалуй, излюбленным «признаком фальшивости» для них является то, что он говорит о «Постановлении ЦК КПСС от 5 марта 1940 года», а не о «постановлении Политбюро ЦК ВКП(б)». Однако этот анахронизм с точки зрения делопроизводства 1950—1960-х гг. не являлся даже формальной ошибкой.
Во-первых, решения Политбюро ЦК автоматически были решениями «всего» ЦК, выразителем воли которого считалось Политбюро. Формулировка «ЦК ВКП(б) постановляет» была стандартной для решений Политбюро>[1154]. Во-вторых, именование ВКП(б) (бывшей таковой до октября 1952 г.) «КПСС» чрезвычайно часто встречалось в документах именно этого временного периода. Так, 21.03.1953 Президиум ЦК КПСС отменил «решение Партколлегии КПК от 29 декабря 1948 года об исключении т. Жемчужиной П. С. из членов КПСС как неправильное» и восстановил ее «членом КПСС» >[1155]. С. Н. Круглов и И. А. Серов писали 10.12.1953 Н. С. Хрущеву о реабилитации родственников лиц, по «Ленинградскому делу» «осужденных и высланных в ссылку Военной Коллегией Верховного Суда СССР и Особым Совещанием МГБ по Ленинградскому делу в 1949—51 годах»>[1156]. Из них до осуждения «36 человек работали в Ленинградском обкоме и горкоме КПСС, а также в областном и городском исполкомах, 11 человек — на руководящей работе в других обкомах КПСС». Д. Е. Салин сообщал в ЦК КПСС 14.03.1955 о работе отдела по спецделам Прокуратуры СССР по реабилитации граждан во второй половине 1954 — начале 1955 г.>[1157], упоминая, что «инструкторы Московского Комитета КПСС Колкер Клара Иосифовна, член КПСС с 1922 года, Бабина Мина Ефимовна, член КПСС с 1917 года, Прищепчик Лидия Антоновна, член КПСС с 1917 года, второй секретарь Ногинского ГК КПСС Астанкова Елизавета Васильевна, член КПСС с 1917 года, инструктор Дзержинского райкома КПСС г. Москвы Прищепчик Марина Антоновна, член КПСС с 1919 года» были приговорены в 1938 г. к разным срокам заключения>[1158]. Р. А. Руденко 20.08.1955 сообщал в ЦК КПСС о реабилитации И. Белова, который «состоял в КПСС с 1919 года» и о том, что его ходатайство о дополнительных показаниях было изъято Н. И. Ежовым (расстрелянным в 1940 г.) «и скрыто от ЦК КПСС»>[1159].
Естественно, имеются и подобные документы авторства А. Н. Шелепина. Вместе с Р. А. Руденко он извещал ЦК КПСС о реабилитации Г. Гринько (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1920 года, осужденного 2—13 марта 1938 года», которого заставили заявить, что заговорщиками были «бывшие секретари Днепропетровского и Донецкого обкомов КПСС Хатаевич и Саркисов»>[1160]; И. Зеленского (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1906 года», и В. Иванова (28.04.1959), «бывшего члена КПСС с 1915 года», осужденных к расстрелу в 1938 г. >[1161]; А. Енукидзе (12.09.1959), «бывшего члена КПСС с 1898 года и члена ЦК КПСС», осужденного к расстрелу в 1937 г. в частности за организацию «группового террористического акта над руководителями КПСС». Авторы отмечают, что «решением Пленума ЦК КПСС от 5–7 июня 1935 года Енукидзе выведен из состава ЦК и исключен из партии за политико-бытовое разложение», но «согласно стенографическому отчету ЦК КПСС, никто из выступавших на нем не говорил о бытовом разложении Енукидзе»>[1162].
Как видно, большая часть отрицателей довольно плохо знакома с советскими документами. Это выражается и в непонимании терминологии, используемой в них. Так, Ю. И. Мухин утверждает>[1163], что акт от 25.10.1940 об уничтожении архивных документов Особого отделения Старобельского лагеря и среди них 4 031 учетного дела на военнопленных противоречит записке А. Н. Шелепина. Он и не подозревает, что в лагерях было два вида учетных дел: дела 2-го, учетно-регистрационного отделения (УРО), и дела Особого отдела (т. е. контрразведки), которые изначально основывались на копиях опросных листов, составлявшихся УРО, но которые велись Особым отделением независимо от учетных дел, хранившихся в УРО, а значит, и сожженные дела не имели прямого отношения к делам, хранившимся в 1959 г. в архиве КГБ>[1164].
Можно привести еще немало примеров второстепенных аргументов отрицателей вроде утверждения, что термин «советские органы власти» не мог появиться в советских или вообще русскоязычных документах (при этом игнорируются примеры обратного, такие как протест заместителя Генерального прокурора СССР полковника юстиции Е. И. Варской по делу В. Г. Мороза от 08.03.19 57>[1165] или протокол к договору между СССР и Финляндской Республикой о передаче в аренду советской части Сайменского канала и острова Малый Высоцкий от 27.09.1962>[1166]), но, обобщая, можно отметить, что все они основаны на некомпетентности, плохом знании истории, ложном понимании текста, нежелании искать контрпримеры утверждениям о «невозможности» чего-либо.
В ответ на примеры указанных отрицателями «признаков» в других советских документах некоторые отрицатели выдвигают новый аргумент о том, что, вероятно, и можно объяснить каждую особенность катынских документов по отдельности, но именно комбинация этих особенностей якобы абсолютно невероятна (и далее приводятся чрезвычайно малые числа, выражающие эту «невероятность»).
