Трагедия королевы - [5]

— Что же нам делать? — с недоумением спросили дамы дежурного камергера, но тот только пожал плечами.

— Придется ждать, — сказала маркиза де Мальи, — может быть, ее величество соблаговолит вспомнить о нас и дозволит нам удалиться!

— А если королева забудет про нас, нам придется простоять здесь весь день, пока ее величество будет разыгрывать в Трианоне свои пастушеские комедии, — возразила принцесса Шимэ.

— Разумеется, — подхватил граф де Кастино, — сегодня в Трианоне как раз праздник, и очень возможно, что мы простоим здесь весь день, подобно статуям жен Лота.

— Нет, вот где наше освобождение, — шепнула маркиза де Мальи, указывая на экипаж, показавшийся вдали, у решетки Версаля. — Вчера в интимном собрании у графа Прованского было решено, что принцесса Аделаида еще раз попытается образумить ее величество и внушить ей, что приличествует и что не приличествует королеве Франции.

В это время карета дочери Людовика XIV, тетки короля, въехала на дворцовый двор. Впереди скакали два пикера, на запятках стояли два лакея, а на каждой подножке паж в роскошном костюме. Карета остановилась перед подъездом, предназначенным только для членов королевской фамилии, и из нее вышла дама с бесформенной фигурой и угрюмым, изрытым оспой лицом, на котором не выражалось ничего, кроме холодного высокомерия и гордого равнодушия. Тяжело опираясь на плечо пажа, она начала медленно подниматься по лестнице. Предшествовавший ей скороход постучал длинным жезлом в двери первой приемной и громким голосом провозгласил:

— Мадам Аделаида!

Лакей повторил его доклад и отворил дверь второй приемной; там доклад был повторен собственными камер-лакеями королевы и так достиг наконец до комнаты, в которой находилась Мария-Антуанетта.

Королева слегка вздрогнула, и по ее ясному лицу пробежала тень неудовольствия. Она обняла и нежно поцеловала герцогиню Полиньяк и сказала:

— Уходите, дорогая моя, но будьте готовы ехать со мной в Трианон, как только мадам Аделаида, то есть мадам угрюмость, оставит меня. Королеве придется потерпеть полчаса, но зато Мария-Антуанетта отправится потом со своей милой Жюли в Трианон и проведет там счастливо полдня с мужем и друзьями.

— Чтобы наградить этих друзей бездной блаженных воспоминаний, — добавила молодая герцогиня, грациозно наклоняясь для поцелуя над рукой королевы, а затем направилась на половину «детей Франции».

Двери распахнулись, и две статс-дамы, войдя, сделали положенные реверансы. Затем, приблизившись на один шаг, снова поклонились, склонили голову и в один голос доложили: «Мадам Аделаида!» — после чего встали по сторонам дверей. Принцесса переступила порог; за ее спиной виднелись две ее фрейлины, камергер, гофмейстер, пажи и два шталмейстера королевы; все они оставались в первой приемной.

Стоя посреди комнаты, Мария-Антуанетта чуть-чуть улыбалась этому изобилию почета, окружавшего появление принцессы королевского дома.

Мадам Аделаида сделала несколько шагов, но так как королева не двинулась ей навстречу, как она ожидала, то ее лицо омрачилось.

— Я, может быть, некстати? — спросила она с кисло-сладкой улыбкой. — Королева, вероятно, собирается в Трианон, куда, как я слышу, уже отправился король?

— Ваше высочество уже слышали об этом? — улыбаясь, спросила королева. — Я изумляюсь, какой еще тонкий слух у вашего высочества; не то что мои молодые уши, которые не слышали громкого шума, произведенного приездом вашего высочества. Я радостно приветствую неожиданное появление любящей и благосклонной тетушки.

Каждое из слов, несмотря на сопровождавшую их очаровательную улыбку, кололо принцессу, словно иглой; упомянув о «все еще остром» слухе принцессы, королева задела разом и ее возраст, и ее необыкновенное любопытство, противопоставив им свою молодость и свое равнодушие к тому, что говорят.

— Угодно ли вашему величеству сделать мне честь побеседовать со мной? — спросила принцесса, не в силах бороться с племянницей язвительными, но любезными словами.

— Я очень рада, — весело ответила королева, — от вашего высочества вполне зависит сделать эту беседу интимной или публичной.

— Я прошу получасовой интимной беседы, — сказала мадам Аделаида.

Королева жестом отпустила своих дам, а затем, обратясь к дверям приемной, громко сказала:

— Господин шталмейстер, экипаж для поездки в Трианон должен быть готов через полчаса!

Королева и принцесса остались одни.

— Сядем, если вашему высочеству угодно, — сказала королева, указывая гостье на кресло и опускаясь на простой стул. — Вам угодно что-то сказать мне? Я готова слушать.

— Дай бог, мадам, чтобы вы не только выслушали мои слова, но и приняли их к сердцу! — со вздохом сказала принцесса.

— Если они заслуживают этого, я, конечно, приму их к сердцу, — с улыбкой воскликнула королева.

— Непременно заслуживают, так как касаются спокойствия, безопасности и чести нашего семейства! Но прежде всего позвольте мне исполнить поручение моей благородной и набожной сестры, мадам Луизы, которая прислала вам это письмо с просьбою прочесть его в моем присутствии. — И, вынув из ридикюля пакет, принцесса протянула его королеве.

— Прошу извинить меня, — сказала Мария-Антуанетта, — но несколько лет тому назад вы уже передавали мне письмо от мадам Луизы, уважаемой настоятельницы монастыря кармелиток; я приняла и прочла его, но тогда же дала себе слово не принимать больше от нее ни одного письма. Поэтому, будьте добры, возвратите письмо его автору.