Трагедия адмирала Колчака. Книга 2 - [28]

* * *

Чехословацкие войска были отведены в тыл, и на них возложена была охрана Сибирской магистрали от Омска до Иркутска. Чехи сознавали, что вернуться на родину можно только через Владивосток и что возвращение это не может быть на другой день — пароходы во Владивостоке были еще проблематичны [Дюбарбье. С. 87]. Охранять железную дорогу было в интересах самого войска, судьбою занесенного в глубокую сибирскую тайгу и расположенного по линии магистрали³². «Охрана ее, — говорит Драгомирецкий, — представляла "крупную важность для стоявших на фронте русских добровольческих войск"». Это было бы несомненно так, если бы охранявшие магистраль иностранные войска не стали фактически распорядителями всего транспорта. При господствовавшем в чехословацком войске настроении здесь была и угроза. Ее предвидел Будберг и предлагал увести чехословаков в Приморскую область. Но Колчак лишь посмеялся над этой горячностью» [XIV, с. 290].

Распоряжения Штефанека осуществлялись не без осложнений. Оппозиция переходила временами в прямой бунт. Так было в Екатеринбурге в связи с запрещением делегатского съезда. Протест шел под лозунгом, что только «вооруженная чехословацкая демократия может говорить о судьбе чехословацкого войска». Одна ли подпольная большевицкая пропаганда действовала в данном случае? В свое время Святицкий рассказал нам о надеждах, которые возлагали «учредиловцы» на «делегатчину». «Наши русские друзья» после 18 ноября повели усиленную агитацию в рядах митинговавших чехословацких солдат. Они, по выражению Колосова, помогали «формированию политического образа мышления чешских солдат». Для пропаганды Колосов постарался конспиративно связаться с несколькими полковыми комитетами. Какой смысл был ему этим заниматься? Колосов видел в чешской армии «могущественную союзницу Колчака при всем, быть может, недоброжелательном отношении к нему как к правителю государства». И вся цель его и его политических единомышленников заключалась в том, чтобы как-нибудь помешать такому союзу. В верхах Колосов не рассчитывал встретить поддержки. Д-р Павлу, бывший председатель Нац. Совета, назначенный послом республики, был для него непримиримым «врагом». Против этого врага Колосов искал союзников в «солдатской массе», опираясь на которую «можно было иначе разговаривать с русскими властями и с самим чешским послом». Предоставим слово самому Колосову, начинающему свой рассказ с того, как он разлагал чехословацкие войска после екатеринбургского собрания по поводу текущих событий представителей их гарнизона. На собрании была создана «инициативная ячейка», которая должна была «сформировать лозунги движения и созвать на основе их общеармейский съезд». На съезде могли быть «выбираемы представители только от солдатской массы, а не от командного состава». «Самочинно» созываемый съезд должен был сделаться «исключительно органом солдатской массы». Съезд состоялся в том же Екатеринбурге, в апреле, но ввиду недостаточной полноты состава он «постановил считать себя «конференцией», неполномочной выносить «общеармейские решения, обязательные для всей солдатской массы», и созвать новый съезд с полным уже представительством всех частей армии. Так как Павлу предупредил, что съезд не будет допущен, инициаторы решили созвать его «конспиративно и нелегально» где-нибудь в районе «наиболее густо» сосредоточенных чехословацких войск». Обработку этих делегатов и начал Колосов.

«Позже один из членов делегации д-р Крейчи (в октябре 1919 г.)³³, — пишет Колосов, — выставил против меня обвинение, что, на основании моих отзывов о политическом настроении чешских солдат, у чешской дипломатии составилось убеждение, что среди чехов есть много «большевиков» и что это в некоторых случаях привело к печальным последствиям. Это было очень не точное изложение моих взглядов на чехословацких солдат. Я действительно находил на основании того материала, который проходил через мои руки, что у солдат-чехов безусловно наблюдается временами очень яркое проявление большевицкого настроения. Ненависть, иногда очень обостренная, и недоверие, порой очень глубокое, к собственному командному составу были широко распространены в это время у чехов и питались самыми разнообразными источниками. Этим настроение их принимало оттенок большевицкого. Но в смысле политического мировоззрения, поскольку его можно было уяснить по тем данным, какие проходили через мои руки, картина получалась несколько иная. Чешские солдаты того времени в своей массе были убежденные и сознательные демократы, правда, порой очень «крайние» и «левые», но все же демократы. Из этого прежде всего и приходилось исходить в сношениях с ними и в выработке линии политического поведения. Здесь были их сильные и слабые стороны...

Чехословацкая армия стояла в общем на точке зрения «пассивного» протеста, тогда как вся обстановка требовала от них — протеста хотя бы с известной долей активности. Пассивный характер протеста у чешских солдат я видел в том, что у них основным лозунгом являлось требование ухода домой, требование увода войск через Восток на родину. Но чехи не могли своими средствами выехать домой..., а союзники не желали их вывозить из Сибири. Удерживая же там чехов, они возлагали на них тяжелую задачу поддержки Правительства Колчака путем охраны железной дороги от нападений повстанцев. Очевидно, надо было искать какой-нибудь выход из этого положения...