Трагедия абвера - [11]

«Только что прибывший из Берлина немец сообщил мне, что наступление начнется на следующей неделе, через Бельгию и Голландию».

Ответ из Брюсселя гласил:

«Проверили ли вы надежность этого немца?»

Де л’Эсколь радировал в ответ:

«Я знаю этого немца. Он надежен и рекомендован одним нашим соотечественником».

Этот радиообмен был перехвачен германскими службами. Гиммлер приказал СД провести расследование. Параллельно этому расследование вел и абвер. Руководил им полковник Роледер, тогдашний начальник группы IIIF (внедрение в разведслужбы противника). Роледер отправил одного ловкого доверенного человека в Рим (доверенное лицо Ашер) и поручил ему выяснить суть дела[8].

Доверенный человек вскоре сообщил, что подозрения относительно доктора Мюллера укрепились. Насколько можно судить, только Мюллер мог быть источником переданной по радио информации. Отчет доверенного лица поступил к полковнику Роледеру; он положил его перед полковником Бентивеньи. Бентивеньи передал его Канарису, который направил его Остеру. Остер вручил отчет доктору Мюллеру для «комментария».

Канарис, посоветовавший Остеру доверить доктору Мюллеру передачу даты наступления, распорядился допросить его. «Ибо в случае необъявленного нападения, – сказал генерал-полковник Бек, – нам не стоит ожидать от союзников, что они будут делать различие между порядочной Германией и режимом Гитлера».

Когда доктор Мюллер объяснился, доверенный человек (Ашер) был отправлен на пенсию и затем услан в Швецию.

Еще до того, как началось майское наступление, вера в оппозицию за границей была сильно поколеблена. Слишком часто Остер делал на Западе заявления о предстоящем уничтожении режима Гитлера и назначал ближайшую дату дня Х. А день Х все не наступал и не наступал.

В Лондоне от министра иностранных дел Галифакса знали, что существует оппозиция. Но была ли она подлинной?

Когда разразилось наступление на Западе, а попыток свержения Гитлера так и не произошло, кредит доверия германской оппозиции в Англии, да и в других странах, был окончательно подорван.

Оппозицию и режим сравнивали с бронированным кулаком, внутренняя часть которого была режимом, а поверхность – оппозицией. Поэтому было совершенно не важно, какой из двух факторов доминировал – внутренний или внешний. Кулак все равно оставался кулаком.

Но разве генералитет не происходил из кайзеровской эпохи? Разве не были почти все оппозиционеры немецкими националистами? То есть той партией и теми восточногерманскими юнкерами, которые, не долго думая, «нейтрализовали» Гинденбурга и определили его в немощные старцы, отправили в отставку Брюнинга, поскольку боялись разоблачения своей политики на Востоке и его скромной земельной реформы? Разве не германские националисты расчистили путь Гитлеру?

В глазах англичан и других эти юнкера были абсолютными реакционерами, а военная диктатура, – невзирая на социальный регресс, который англичан не волновал, – являлась большой угрозой миру. Англичанам был слишком хорошо известен прорусский настрой всего германско-прусского генерального штаба. Они знали о линии Секта, знали о поездках в Россию Гаммерштейна и его дочерей-коммунисток. Им также было известно и об испытаниях германского оружия, самолетов и танков. Потому они пришли к убеждению, что даже в том случае, если существующий режим будет свергнут германскими националистами и генералами, политика нового режима в общем и целом не изменится. Складывалось представление, будто военная каста жестоко обыграла друзей Запада и ищет подстраховку в Москве. Кроме того, в Лондоне не могли избавиться от ощущения, что их ловко провели.

Поэтому после майского наступления все более поздние предложения германской оппозиции отвергались. Ведь они, добившись власти, не поступят иначе, а станут продолжать гитлеровскую политику дружбы с Россией.

Полковник Остер называет дату нападения на Норвегию и наступления на западе

3 апреля по затемненным улицам Берлина едет автомобиль. Машина въезжает на Байришештрассе в Вильмерсдорфе и останавливается у дома № 9, неподалеку от Пройсен-парк. Из автомобиля, который сразу же отъезжает, выходит хорошо одетый человек. Едва он касается звонка, как дверь мгновенно отворяется. Полковник Остер в форме спешит навстречу своему гостю и вводит его в дом.

– Здесь мы одни, – говорит он.

Часы показывают 17.00.

Полковник Сас, голландский военный атташе в Берлине, садится напротив полковника.

– Как старому знакомому, должен тебе кое-что сообщить, – говорит Остер. Он серьезен и задумчиво подпирает рукой голову. – Речь снова идет о нападении…

– На Голландию! – испуганно восклицает Сас.

– Пока нет! Но в перспективе. Сейчас же на очереди Дания и Норвегия.

– Норвегия? – Сас сражен. – Отчего же Норвегия, что же нужно там немцам?

– Гитлер хватается за любой проект. Чем фантастичнее, тем лучше, – отвечает Остер.

Сас все еще не может опомниться:

– Если бы ты сказал: Голландия – я бы сразу в это поверил; но Норвегия?..

– Для нас это не так маловажно, как ты думаешь. Мы зависим от шведской руды, которая идет через Нарвик. К тому же Рёдер хочет использовать норвежские порты в качестве баз для подводных лодок.