Трагедия 1941 года - [50]

* * *

Как это и так понятно, итогового резюме Сталина Антонов сам слышать не мог. Просто как ведущий эксперт Кабинета истории внешней разведки он в данном случае отдал дань многолетней «традиции» — хоть как-то, но «лягнуть» Сталина. Между тем, «лягать»-то не за что. Все действия Сталина лишь тогда становятся полностью понятными, когда в прокрустово ложе исторической объективности уложены все данные разведки и дипломатии. Так вот, если это сделать, а сделать это очень легко, то увидим следующее. Доклад состоялся 17 июня. А накануне от советского посла в Германии Деканозова, а также из других резидентур поступило интересное сообщение. Оказалось, что ещё 15 июня 1941 г. германский МИД дал указание послам Третьего рейха в Риме, Токио и Будапеште довести до сведения соответствующих правительств, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования». Это была дезинформационная акция Риббентропа, но в тот момент Москве об этом еще не было известно.

На глазах у Сталина произошло столкновение двух важнейших информации — информации разведки о грядущем в самые ближайшие дни нападении и информации посла о возможных переговорах. Стремясь любым способом оттянуть время вооруженного столкновения, Сталин в тот момент оказался склонен воспринять в первую очередь информацию посла. Почему?! А вот это уже не простой вопрос. Дело в том, что упомянутое выше указание германского МИДа (точнее, лично Риббентропа) слегка подыгрывало некоторым советским зондажным шагам. Дело в том, что по указанию Москвы еще 8 июня посол СССР в Румынии А. И. Лаврентьев во всеуслышание заявил, что войны, скорее всего, не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия. Это был тонкий намек Берлину сесть наконец-то за стол переговоров. Через несколько дней в беседе с японским послом в СССР такой же намек сделал и Молотов, заявив попутно, что «не верит в принципиальное изменение германо-советских отношений».

Подчёркиваю, что, стремясь любой ценой оттянуть время вооруженного столкновения с Германией, Сталин вовсе не от якобы вводивших его в заблуждение пацифистских амбиций воспринял информацию разведки как дезинформацию, если, конечно, оно действительно было так. Ведь информация разведки требовала реакции руководства страны и реакции непростой — она должна была бы выразиться в определенных «телодвижениях» войсками на границе. А это уж могло дать шанс Берлину обвинить СССР в агрессивных намерениях, а соответственно оправдать свое нападение необходимостью превентивной защиты рейха (что Гитлер и произнес в своей речи 22 июня). А оно надо было Сталину?! Сталину надо было спутать все карты Берлину, что он и попытался сделать18 июня, предложив Берлину срочно принять с визитом Молотова, на что немедленно был получен категорический отказ. И ведь, обратите на это внимание, тем самым Сталин намеренно проверял поступившую из Германии информацию о возможных переговорах по урегулированию межгосударственных отношений. Проще говоря, не поверил и информации посла, но тут же предпринял свою проверку. Но получил категорический отказ. Только после этого Сталин окончательно удостоверился, что Берлин ведет подлую дезинформационную игру. Конечно, это вовсе не означает, что он раньше этого не понимал. Понимал, и даже очень хорошо понимал. Но пока сохранялась хотя бы иллюзорная видимость какого-то шанса избежать или, по меньшей мере, хотя бы еще раз оттянуть время вооруженного столкновения, Сталин действовал именно в этом направлении. Вправе ли мы обвинять его за это?! Да нет у нас такого права! И быть не может! Потому как руководитель государства всеми силами и средствами пытался избежать или хотя бы оттянуть время столкновения! За что же его ругать или обвинять?! У нас тем более нет ни малейшего права на это, если еще учтем то обстоятельство, что уже 18 июня он окончательно избавился от всех иллюзорных надежд. Потому что, во-первых, 18 июня последовал мгновенный и категорический отказ Берлина принять Молотова со срочным визитом. Это был первый финальный звонок. Во-вторых, к 18 же июня разведка погранвойск подтвердила, что выдвижение ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции все-таки началось. Это был второй финальный звонок. И вот тут-го Сталин совместно с Берия сделал практически до сих пор неизвестный уникальнейших шаг, который буквально в корне, как знаменитый Архимедов рычаг, не только переворачивает все вдолбленные в массовое сознание лживые стереотипы, но и полросту вдребезги их разносит. Описание это потрясающего, действительно уникальнейшего действия Сталина и Берия приведу со ссылкой на книгу глубоко уважаемого талантливого коллеги Сергея Тарасовича Кремлёва «Берия. Лучший менеджер XX века» (М., 2008, с. 318–319): «Есть такая книга — „Я — истребитель“, написанная генерал-майором авиации Героем Советского Союза Георгием Нефедовичем Захаровым. Перед войной он командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа. Пребывая тогда в звании полковника, Захаров уже имел опыт боев в Испании (6 самолётов лично сбитых и 4 в группе) и в Китае (3 лично сбитых). Цитата из его книги будет обширной, но сократить в ней что-либо нельзя — здесь важна каждая фраза.