Трафальгар стрелка Шарпа - [74]

– Я немного задержусь, милорд, если не возражаете? – спросил капитан «Эуриалуса».

– Разумеется. Спасибо, что пришли, Чейз, хотя у вас хватало своих забот. Не откажетесь принять в дар эти апельсины? Совсем свежие, с Гибралтара.

– Почту за честь, милорд.

– Это вы оказали мне честь своим визитом, Чейз. Помните: к самому борту и палите, что есть мочи! Они еще запомнят британские пушки!

Чейз спускался на баркас словно зачарованный. Сетка с апельсинами, которых хватило бы, чтобы накормить целый батальон, лежала на дне. Некоторое время капитан сидел молча, но наконец не выдержал.

– Что за человек! – воскликнул он. – Что за человек! Бог мой, сегодня мы им покажем!

– Аминь, – раздался голос Хоппера.

– Славьте Создателя, – заключил Задира.

– Как вам адмирал, Шарп? – спросил Чейз.

Не находя слов, Шарп покачал головой.

– Как вы недавно сказали, сэр? Готовы следовать за ним в пасть дьяволу? Так вот, я готов отправиться за адмиралом к дьяволу в брюхо!

– И уж если нас ведет такой человек, – подхватил Чейз, – в сегодняшнем сражении мы не оставим от лягушатников мокрого места!

Впрочем, когда оно начнется, по-прежнему никто не ведал. Британские корабли продвигались навстречу противнику со скоростью груженных сеном барж. С тех пор как они с Чейзом вернулись на «Пуссель», прошел час, и Шарп уже решил, что им никогда не достичь неприятельской цепи. Когда он почти уверился в этом, франко-испанский флот повернул на север в последней попытке укрыться в Кадисе. Британская эскадра при слабом ветре продолжала преследовать неприятеля. Казалось, будто сами небеса затаили дыхание перед битвой.

Оркестрик «Пуссели», возмещавший недостаток умения искренним рвением, сыграл «Сердцевину дуба», «Нэнси Доусон», «Славься, Британия», «Чарку бренди» и еще добрую дюжину мелодий, большинство из которых Шарп слышал впервые. Матросы, напротив, охотно подхватывали знакомые слова, иной раз весьма грубые, нимало не смущаясь присутствием на шканцах леди Грейс. Во время исполнения одной особенно непристойной песенки лорд Уильям счел нужным выразить капитану свое недовольство. Однако Чейз отвечал, что не собирается урезонивать своих матросов, учитывая, что ждет их впереди.

– Ваши светлости могут укрыться в трюме прямо сейчас, – предложил Чейз.

– Я ничуть не оскорблена, капитан, – заявила леди Грейс. – Я знаю, когда следует притвориться глухой.

Лорд Уильям нацепил шпагу и заткнул за пояс длинноствольный пистолет. Его светлость стоял у правого борта и всматривался в колонну адмирала Коллингвуда в миле к югу. Трехпалубный «Ройял Соверен» с блестящим медным днищем значительно опережал прочие корабли в линии, поэтому между ним и остальными линкорами образовался разрыв.

Казалось, французские и испанские корабли ничуть не приблизились, но, поднеся к глазам подзорную трубу, Шарп смог четко разглядеть их корпуса. Неприятель не поднимал флагов, не открывал орудийные порты, хотя до битвы оставались считанные часы. Некоторые вражеские линкоры были выкрашены черно-желтой краской, как и британские боевые корабли, другие – черной, черно-белой и даже красной. Лейтенант Хаскелл заметил, что попытки неприятеля сформировать строй выглядят жалко. Даже Шарп видел, как велики разрывы между вражескими линкорами. Франко-испанский флот маячил на горизонте, словно неуклюжая глыба. Среди прочих линкоров выделялся «Сантисима Тринидад» – по словам Хаскелла, самый большой корабль в мире, несущий сто тридцать пушек. Его корпус высился, словно утыканная орудиями скала. Шарп попытался найти «Ревенан», но не смог узнать его среди скопища черно-желтых бортов.

Матросы писали прощальные письма и завещания прямо на орудийных стволах. Грамотой владели немногие, поэтому большинство диктовали свои послания товарищам. Ветра не было, но высокие волны, набегавшие с запада, качали корабль не хуже свежего бриза. Волны казались Шарпу убегавшими вдаль зелеными холмами.

– Кажется, не миновать шторма, – заметил Чейз.

– Шторма?

– Ненавижу эту мертвую зыбь, да и небо выглядит зловеще, – поежился Чейз и поднял голову. Синеву над головой прорезали белые перистые облака, но вдали уже показались первые грозовые тучи. – Впрочем, учитывая то, что нам предстоит, шторм мог бы и повременить.

Неумелый оркестрик на баке доиграл последнюю песню, и капитан поднял руку, призывая к молчанию. Чейз еще не отдал приказа бить сбор, поэтому матросы толпились на палубе и выжидательно смотрели на капитана. Когда Чейз снял шляпу, матросы из уважения к капитану встали.

– Сегодня мы зададим лягушатникам и донам жару, ребята, – сказал Чейз. – Уверен, вы не заставите меня краснеть! – Слова капитана команда встретила одобрительным гулом. – Но пока сражение не началось, – продолжил Чейз, – я хочу поручить наши души Всевышнему. – Капитан вынул из кармана молитвенник и принялся листать страницы в поисках молитвы перед битвой на море с неприятелем. Чейз не производил впечатления истово религиозного человека, но его вера была тверда – сродни той любви, которую капитан питал к Нельсону. «Господи, воздвигни силу Твою и приди спасти нас. Услыши нас, недостойных слуг Твоих, взыскующих милости Твоей. Сражайся за нас, Господь Воинств! Не дай нам сгинуть под бременем грехов наших или от гнева врагов наших, но даруй нам милость Твою. Восстани, Господи, помоги нам и избави нас Имени Твоего ради».