Траектория жизни. Между вчера и завтра - [39]

Термин «корабль-спутник» прижился для беспилотных запусков. Слово «спутник» было тогда, после 1957 года, очень популярным. С началом пилотируемых полетов приставка «спутник» сама собой отпала. Слово «космолет» нам долго пришлось вычеркивать из всех наших материалов, но вытравить совсем его так и не удалось. Нет-нет да и попадалось оно нам или кому-нибудь из начальства на страницах того первого отчета.

Имя корабля — «Восток» — возникло тогда же. Выписали на листе несколько названий, проголосовали. Получилось — «Восток». Почему «Восток»? Не помню. Наверное, и не мотивировали. Так же было потом с «Восходом», «Союзом». Королев, по-видимому, посмеивался про себя и позволял нам играть в эту детскую игру в названия. А вот его преемник, резко отрицательно относившийся ко всей нашей «самодеятельности», пресек это безобразие! Первую орбитальную станцию мы назвали «Заря». Это слово было написано крупными буквами на обоих боках станции, когда ее запускали. Но в сообщении ТАСС было объявлено, что наша станция называется «Салют». Так и осталось. Ну, «Салют» не хуже «Зари», а в застолье так даже и лучше. Но «Прогресс» и «Мир», пожалуй, не ахти интеллектуальный уровень авторов названий очевиден. Конечно, «Восток», «Восход», «Союз», «Заря» — тоже не бог весть что, эти названия, скорее, свидетельствовали о нашем кругозоре. Возможно, сказывалось желание дать такое название, чтобы начальство не подкопалось с идеологической точки зрения.

Полет второго беспилотного корабля можно считать этапным. Хотя он как-то быстро забылся. Видимо, потому, что уже через 8 месяцев полетел «Восток», и этот августовский полет стали рассматривать лишь как часть подготовки к нему. А между тем это первый спутник с возвращением животных, и вообще возвращаемый аппарат.

Это был решающей шаг на пути к первому полету человека вокруг Земли. Мы получили конкретное подтверждение того, что живое существо способно сутки пробыть в невесомости, окончательно приобрели уверенность в реальности полета человека. После первого беспилотного полета предполагалось, что доработка конструкции корабля, особенно по системам управления и возвращения, к полету человека предстоит сложная и длительная.

Еще накануне этого полета на космодроме я передал С.П. для просмотра «Исходные данные по космическому кораблю для полета человека». Материалы он просмотрел у себя в кабинете, а затем пришел в громадный зал монтажно-испытательного корпуса, пригласил меня за стол и начал разговор.

Склонность к спектаклям я наблюдал у многих руководителей. Кругом инженеры, техники, военные заняты своим делом, но невольно прислушиваются к нашему разговору. Он, видно, этого и хотел: дать почувствовать, что первый пилотируемый полет близок, а заодно и показать, что он, С.П., ни у кого на поводу не пойдет, может и свое «фэ» высказать.

Суть «Исходных данных» составлял проект модификации корабля-спутника. Предлагалось установить дополнительную систему управления на участке спуска, специальную систему аварийного спасения космонавта в катапультируемой капсуле, способной лететь до высоты 90 километров, и много других доработок. Предложена была также дальнейшая программа испытательных пусков. Королев получил на свои вопросы вполне уверенные, но, видимо, не убедившие его ответы. И предложил еще немного подумать. Должен признаться, что, хотя все было решено неплохо, мне и самому этот вариант не нравился: слишком схоластично, сложно, требовались новые разработки, а следовательно, значительно увеличивался объем экспериментальных работ. Сложность и новизна — это ведь испытания, длительный процесс доводки оборудования. А всегда хочется находить настолько ясные и простые решения, которые будут в минимальной степени связаны с необходимостью сложных экспериментов и отработки.

Сразу после возвращения с полигона в Москву я собрал вечером своих ближайших товарищей, чтобы обсудить, что делать дальше. Предварительно набросал 12–15 пунктов основных решений по пилотируемому варианту корабля. Часа через два-три мы договорились по основным решениям: по упрощению катапультируемого кресла, по снятию системы управления спускаемого аппарата, по упрощению системы аварийного спасения. Это был один из тех редких случаев, когда споров почти не было и по всем пунктам было почти полное единодушие.

Шел уже десятый час, но я все же позвонил Королеву и попросил принять меня. «Приезжайте!» Сел в машину и через пять минут был у него в кабинете. Не было рисунков. Были только написанные от руки несколько пунктов принципиальных решений и готовность их комментировать и доказывать. Отсутствие материалов меня не очень смущало. Больше мешало то, что в кабинете сидел заместитель Главного Игорь Садовский, и перед тем у них был, очевидно, длинный и утомительный разговор, скорее всего, о неутешительном ходе работ КБ по твердотопливным ракетам.

В общем, не очень благоприятная обстановка, и к тому же поздний вечер. Я стал излагать свои предложения, естественно, «на пальцах». Королев воспринимать на слух не очень любил, но воспринимал, когда не было другой возможности, и не заставлял обязательно писать «бумагу». Это экономило время.