Траектория жизни. Между вчера и завтра - [12]

Тем не менее он не был ни идиотом, ни авантюристом. И уж совсем не похожим на человека, которому захотелось увенчать себя военными лаврами в конце жизни. В самом рассказе Киселева, без его на то желания, просвечивает другая, более реалистичная версия развития событий в Афганистане.

Началось со свержения последнего шаха Афганистана и перехода власти в стране к военным. А затем апрельская революция и переход власти к Народно-демократической партии Афганистана во главе с писателем-марксистом Тараки. На самом деле это явно была не революция, а военный переворот. Насколько можно было понять, члены НДПА задумали и осуществили план захвата власти по-следователями марксизма: сделано это было, с одной стороны, профессионально, а с другой — без согласия и поддержки Политбюро ЦК КПСС, более того, втайне от Политбюро. Тараки и его сторонники объясняли это впоследствии тем, что если бы они сообщили о своих намерениях руководству нашей страны, то получили бы категорический отказ, и, более того, можно было ожидать, что наше правительство просто предупредило бы правительство Афганистана о готовящемся перевороте. Это похоже на правду: хотя Брежнев уже не принимал сколько-нибудь серьезного участия в управлении страной, но и он, и верхушка государственных чиновников были категорически против каких бы то ни было резких движений, тем более международных авантюр.

К тому же, военный переворот в государстве с военным правлением совершить не так просто. Впечатление такое, что без служб разведки здесь не обошлось. И речь не идет о службах разведки Афганистана. В семидесятых годах сложилось впечатление, что некоторые наши группы разведки, особенно на Ближнем Востоке, действовали весьма самостоятельно, не все докладывая Ю. В. Андропову. Они и могли подсказать Тараки, что к кремлевскому начальству за разрешением на переворот обращаться не стоит, надо поставить их перед фактом, подсказать, опираясь на информацию своих агентов в афганской армии, как и когда осуществить переворот. Дальше это подозрение только подтверждалось. Народ Афганистана не принял вмешательства социалистов в свою жизнь. Начались вооруженные выступления против навязываемой народу системы.

Тараки обратился к Брежневу с просьбой о помощи и получил категорический отказ. В сложившейся критической ситуации началась борьба за власть внутри НДПА. Тараки был убит, и к власти пришел другой лидер НДПА — Амин. И теперь уже не Тараки, а он просил ввести войска в Афганистан. НДПА явно была не способна удержать власть в своих руках.

Тогда, судя по разговорам, уже пошли официальные доклады от нашей разведки в Афганистане: «Амину верить нельзя! Он ведет переговоры с американцами!» (а Афганистан чуть ли не с тридцатых годов был нашим союзником в этом районе), «Появятся базы американцев в Афганистане!» Приводились и еще более нелепые доводы: «Их военные базы окажутся поблизости от военных полигонов в районе озера Балхаш, их самолеты с этих баз смогут быстро добираться до Урала!» Это не военные соображения и не военные доводы, это детский лепет какой-то. Именно под давлением подобных докладов и было принято решение Политбюро об устранении Амина и вводе наших войск. Так что не министерство обороны, скорее всего, было инициатором ввода войск, и даже не Андропов, а вероятнее, это было сделано под влиянием донесений молодых и слишком честолюбивых агентов разведки.

Когда Горбачевым с недопустимым опозданием было принято решение о выводе войск из Афганистана, пошли разговоры о том, что «агенты нашей разведки были преданы, а некоторые из них исчезли». А то, что и Устинов мог голосовать «за», так это было нормально по тем временам. Как шутили тогда японцы: «каждый из вас отдельно — „против“, а все вместе — „за“».

Такое мнение о роли Устинова в Афганистане подтверждается и рассказом В. И. Болдина (помощника Горбачева) о том, что после смерти Андропова Горбачев предлагал Устинову принять на себя должность генсека и об отказе Устинова: «Не мое это дело». Случай этот также говорит о том, что не был он безумным честолюбцем. Хотя, конечно, это вывод достаточно поверхностный. Честолюбие, безусловно, было ему присуще: человек, всю жизнь положивший на то, чтобы его дело процветало, работавший на износ в «верхних эшелонах власти», не мог не обладать этим «двигательным» качеством. Но то, что он был человеком трезвомыслящим — это точно. Впрочем, как говорится, чужая душа — потемки, тем более что он умер до критического момента нашей истории, когда ему пришлось бы принимать решение. Вы помните эту подозрительную цепочку смертей в начале восьмидесятых? 1981 — Суслов, 1982 — Брежнев, 1983 — Андропов, 1984 — Устинов, 1985 — Черненко…

Вернемся, однако, ко временам работы над проектом сверхракеты.

Тогда ходила легенда (проектанты ракеты ее не подтверждали, и не могу вспомнить, от кого и когда пришлось мне ее услышать, может быть, в НИИ-4, где я тогда работал?) о том, что на каком-то этапе ядерщики объявили, будто могут существенно уменьшить (чуть ли не в два раза) массу атомной бомбы. Естественно, возникла мысль, что ракету можно уменьшить в два раза! Но разработчики ракеты от этого отказались: «Ненадежные вы люди! Сегодня в два раза меньше, а вдруг завтра поймете, что масса бомбы (или ее тепловой защиты) не уменьшается, а возрастает? И вообще, мы уже далеко зашли. Если уж, действительно, масса ядерной бомбы уменьшится, то мы возьмем больше топлива и увеличим дальность до десяти-двенадцати тысяч километров. И идите вы куда подальше!» Известное упрямство и, интеллигентно выражаясь, сварливый характер основных проектантов ракеты (П. И. Ермолаева и Е. Ф. Рязанова), да и самого Королева, придают этой легенде правдоподобие. Если действительно так было, то их, мягко говоря, несговорчивость очень помогла делу создания «переразмеренной» межконтинентальной ракеты, пригодной для выведения на орбиту космических аппаратов. Впрочем, само это соображение (не уменьшать возможности будущей ракеты-носителя!) едва ли высказывалось вслух. Из этой же легенды следовало, что якобы аналогичная ситуация возникла примерно в то же время и у американцев: их ядерщики тоже на каком-то этапе снизили массу бомбы, но в отличие от наших их ракетчики согласились на переделку ракеты «Атлас», и проект застрял: выиграли в качестве и логичности проекта, в деньгах, но проиграли во времени и в возможностях своей будущей ракеты-носителя.