Траектории слез - [12]

Но пока грибы жарились на огне примуса, колесо стрекотало еле слышно. Шампанское, привезенное из города, было слабо-прохладным. Солнечный день начинал клониться к вечеру. Утомленные от ходьбы, от купания, — двое за грубо сколоченным столом, — смотрели в окно. В долине на взлетной полосе теперь расположилось стадо. Свет дня незаметно тускнел, убывал, и незаметно набирала густоту синяя линия над холмами за долиной.

— Шампанское… — сказал Игорь. — В голове шум… Отчим мой на Новый год одолжался у меня бутылкой — недавно вернул. Откуда у тебя шрам этот?

— Не смотри, — она опустила руку, просторный рукав ситцевого платья опал, закрыв рубец на руке от основания ладони до локтя. — Это я упала с велосипеда в школе еще. Мы тогда были в трудовом лагере, в Сибири. Недалеко от Монголии.

— Что там за места — расскажи?

— Там? — она глубоко вздохнула. — Там песок везде. Сосны. Там был в бору санаторий туберкулезный. А мы в теплицах работали, нас на автобусе возили туда. — Галя улыбнулась. — Едешь-едешь, ветер постоянный, тучи целые песка носит. Верблюдов видели. Один раз я с крыльца барака, где наши классы разместили жить, видела вечером как вдалеке люди ехали на верблюдах… А возле крыльца была волейбольная сетка растянута, только мы редко играли из-за ветра.

…— Еще — что там было?

— Каменный пол в умывалке. Там рожь росла, за окном, сразу же, рукой достать можно было. Полоса в несколько метров. Выйдешь босиком в жару умыться — пол холодный, а в окне рожь и небо синее, горячее, ветер вверху гудит, а рожь не качается. Там сараи какие-то в том месте ветер заслоняли.

— Мне с тобой замечательно… Грустно… — Игорь взял со стола стакан и долго цедил шампанское, неотрывно глядя в окно.

— Мне тоже… А ты знаешь? — сегодня магнитная буря. По радио говорили.

— Значит, мы коротаем время, пережидая бурю. Только ее не видно, не слышно…

— Торнадо… — она чему-то улыбнулась, глядя на шар солнца, касавшийся своим краем четкой линии над холмами. Солнце, заливавшее прощальным светом окрестные небо и землю и стены в комнате утлого дома, было далеким. Далеким.

— Игорь, отчего стены как луна издырявленные?

— Это от древоточцев. Жучки такие — термиты. Смотри. — Волков ножом отщепил частицу древесины от стены, и, темный, блестящий и крепкий жучок стал втискиваться в одну из пещер древесного лабиринта.

…Добирались в город в том же самом вагоне одной из тех немногих электричек, останавливающихся у поселка. (Вагон внутри был разрисован углем, исписан названиями футбольных клубов и рок-н-ролльных групп. Некоторые «граффити» днем привлекли внимание Волкова.) В догорающих сумерках мелькали платформы дачных поселков и телеграфные столбы. Долго ехали вдоль волнующегося лиловыми волнами поля.

— Где-то здесь то озерцо с синим льдом, но сейчас уже не разглядеть. — сказал Игорь. — Жаль, что ты не увидела, когда мы в полдень тут ехали.

Озерцо было величиной с большую лужу. Оно образовалось в результате давней катастрофы на железной дороге, когда перевернулась цистерна с безвредным веществом, содержащим что-то навроде жидкого кислорода. И вещество застыло навеки. Словно осколок неба. В зависимости от цвета всего остального неба, оно бывало и мечтательно-лазурным и безжизненно-белым. В полдень оно было аквамариновым и при взгляде на него — во рту пересохлою. В вагоне у кого-то играл магнитофон. Музыка акустической гитары на фоне синтезатора звучала стремительно-грустно. Радостно-сомнамбулично. После того как электричка вырвалась из города и потянулись осененные увядающими деревьями санатории (на близкой застекленной веранде застыли в танце пары осенних любовников и унеслись) — Волков чувствовал боль счастья. И, когда появилось и сразу же стало удаляться, исчезать озеро с двумя мальчишками (они лежали на льду, разглядывая что-то такое, там, подо льдом, или внутри него) — Игорь был счастливым настолько, что счастье на какой-то миг обернулось в свою противоположность, и он отвел взгляд и оглядел вагон, где по лицам пассажиров проплывали тени облаков… Последние полчаса обратного пути ехали стоя в тамбуре — в вагоне стало людно. В тамбуре они были одни, пока не вошел солдат со свертком в руках.

— Спичек не найдется?

Волков чиркнул спичкой.

— Угу. — кивнул солдат, задымив папиросой.

Электричка въезжала в городские пределы. Все трое глядели в окно, где отражались в свете тусклой лампы тамбура, изредка перечеркиваемые огнями кораблей во тьме залива — дорога шла по верху обрывистого берега. Стены высокой полыни раскачивались, расступались и смыкались снова. Мелькнул костер, горящий далеко внизу, у ряда дряхлых сараев, стоящих у самой воды.

— Берите, — солдат протянул сверток. В нем были апельсины. — Берите, берите..

— Спасибо, мы один разделим. Тебе нужней, — сказала Галя.

Солдат вынул из свертка еще один апельсин и протянул Волкову.

— Брат приезжал. Проездом. А сейчас в часть иду. Все равно дальше сержанта на КП пронести не удастся, — он улыбнулся печально и как-то по-простецки. — Я и так их всю дорогу ем. Ну, пока дойду, мож еще один съем.

Плоды были тугие, спелые. Их запах в тамбуре полуночного поезда воскрешал позабытое предчувствие чего-то, казалось, прелестного. Воплощал тайну…