Традиционный сбор - [2]

Я убеждена, что мы должны решительно взяться за дело. Но если я не в состоянии убедить даже моих братьев и сестёр… Если я не могу убедить шестерых, как я справлюсь со всем человечеством?

Я вполне отдаю себе отчёт в своих иллюзиях. Я знаю те ветряные мельницы, против которых сражаюсь, но мне хочется бросить хотя бы песчинку в большую и слаженную машинерию этого мира. Всё должно начаться с шёпота, который, в конечном счёте, завершится громким рёвом.

Единая человеческая раса, судьба человечества — это всего лишь звучные слова для очень простого идеала. Объединение человечества вне всяких общественных структур, общие ценности, согласие во всём мире. Безмерная нежность планеты к примирённому с самим собой человечеству. Так выглядит моя излюбленная мечта, мой ультимативный фантом: заняться любовью с миром, разделить с ним радость и волшебство сознания и жизни…

Александр открывает огонь:

— Ты расставила нам ловушку, Мэн. Это было неправильно.

— Ты очень хорошо знаешь, что теперь, здесь и сейчас, — самый подходящий момент начать операцию. Не надо притворяться обиженным.

Горячность нашей перепалки заставила остальных замолкнуть. Ниам уронила свой стакан.

Александр наконец отбросил свои страхи в сторону.

— Извини, Манон. Попробуем вести себя как цивилизованные люди.

— Именно этого я и хотела.

Ханке, как всегда, сыграла роль посредника.

— И каковы же твои аргументы? Говори, не мучай нас…

В её взгляде всегда чудится ирония. Извиняющимся жестом я перебиваю её; я просто обязана принять меры.

— Подожди. Первым делом мы должны установить основные правила нашего разговора. Если мы этого не сделаем, то быстро погрязнем в мелочах, вы это сами знаете. Правила просты и вам давно известны. Каждый может изложить свою точку зрения так, чтобы его не перебивали. Каждая точка зрения уважается без всяких Но и Если, поскольку ни один из нас не присваивал себе право на истину. Тема сегодняшнего вечера всех нас задевает за живое; несмотря на это, мы должны постараться, чтобы она не лишила нас рассудка. Независимо от того, говорим мы или слушаем, запрещены удары ниже пояса, равно как и переход на личности. Давайте все попытаемся сохранять спокойствие, но если кто-то из нас слишком увлечётся, никто не должен оскорблять его…

— Мэн, ты серьёзно считаешь, что это необходимо?

Ян неисправимый оптимист. Он не в состоянии представить себе, что мы можем не прийти к единству. А ведь в мире звуков гармония часто возникает из дискорданса, из взаимопроникновения слоёв.

— Я хотела бы всё сделать правильно. Я думаю, это очень важно…

Первое сражение я выиграла. Все смотрят на меня с благожелательными улыбками. Напряжение снизилось до терпимого уровня. Но у меня от страха до сих пор в желудке спазмы. Я поворачиваюсь к Александру. Я точно знаю, что он воспринимает всё это отстранённо. Мне больно, что я, может быть, теряю своего лучшего друга.

— Собственно, я даже не знаю, имею ли я право участвовать в этом проекте…

Томас бледнеет. Насер выпрямляется в знак протеста. Но Александр жестом успокаивает их:

— Дайте мне сказать. Я не знаю, есть ли у меня право участвовать в этом проекте, поскольку я не убеждён, что ещё верю в идеалы, на которых он базируется.

Когда он говорит, это всегда оказывает одно и то же действие. Его глаза искрятся; его эмоции становятся ощутимы, и он умеет заразить ими других. Он просто притягателен, он завораживает нас. Но сегодня я его боюсь.

— Я хотел бы объяснить вам мою сдержанность, это мой долг перед вами. Я считаю, что современная жизнь убивает наше многообразие, а прогресс разрушает самое ценное, чем мы обладаем: нашу индивидуальность.

Все уважительно молчат. К моему страху примешиваются нежность и осторожность.

— Я знаю, звучит довольно абстрактно. Но это меня глубоко беспокоит. Это же и мешает мне, поскольку у меня такое впечатление, что я вас предаю. Но я просто не верю больше в то, что судьба человечества — большое единое племя. Я также не думаю, что мы предназначены для того, чтобы взаимно принять друг друга и перемешаться. Когда мы нашли друг друга, мы потеряли нашу неповторимость и задохнулись в недостатке индивидуальности. Ведь мы делали не что иное, как взаимно влияли друг на друга, заражались друг от друга и всё больше теряли себя. Колонизация всё это чётко проделала. Принцип неопределённости Гейзенберга применим к людям точно так же, как и к элементарным частицам. Даже с самыми изощрёнными мерами предосторожности этот процесс уже не поддаётся ни остановке, ни торможению. Точно так же, как и вы, я долгое время считал, что мы могли бы спасти то, что нам осталось, если бы пожертвовали различиями в пользу сходства. Но теперь у меня больше нет ни малейших сомнений: одного только знания о существовании другого достаточно, чтобы разрушить наше многообразие.

Посмотрите хотя бы на нашу группу. Мы знаем друг друга так давно, что уже стали похожи друг на друга. Но нам всё равно приходится устанавливать правила перед тем, как что-то обсудить. Мы замечаем, что малейшие разногласия причиняют нам боль. Как раз сегодня вечером мы чувствуем это особенно остро. Я действительно не могу сказать, разделяю ли я ещё идеалы, которые так много лет объединяли нас. Я не знаю, перенесу ли я распад нашей группы и смогу ли устоять перед соблазном распада. Мы непременно хотим быть похожими. Мы слишком остро нуждаемся в том, чтобы остальные шестеро соглашались с нами, имели такую же систему ценностей и поддерживали нас во всём. Я и сам, любя, с радостью попался бы в эту ловушку, и пусть бы меня брали голыми руками. Но всё же представьте себе на минуточку, что́ всё это значит в планетарном масштабе… Я бы никогда не простил себе, если бы всё-таки принял в этом участие. Я не могу ратовать за то, что разрушает последние богатства…