Товарищ сержант - [46]

Наступали днем и ночью, с очень короткими передышками. Заправим танки горючим, пополним запас снарядов и патронов — и снова вперед. Казалось, конца не будет противотанковым рвам, эскарпам и контрэскарпам, бетонным надолбам и минным полям. Все эти заграждения прикрывали развитую в глубину сеть траншей, насыщенную огневыми средствами, пушечными и пулеметными дотами и бронеколпаками. Огонь создан был плотный, многослойный.

На рассвете 19 апреля 3-й батальон вышел к широкому холмистому полю. А по всему полю, как громадные грибы-шампиньоны, торчали из земли башни немецких танков. Противник вел сильный артиллерийско-пулеметный огонь. Атаковали его, тараня эти башни. У первой из них наш танк срубил орудийный ствол, вторая от удара сдвинулась с бетонного основания, на котором была закреплена. Проскочили несколько траншей и вышли на западную окраину города Претцель.

За Претцелем наше движение к Берлину ускорилось, и вечером 21 апреля бригада прорвалась к северо-восточным пригородам фашистской столицы. В самом Берлине путь нашим танкам преградил сначала канал, потом река Шпрее. У нее, как и у канала, были высокие отвесные бетонированные берега. И канал, и реку мы форсировали вслед за мотострелками, захватившими плацдармы, и саперами, которые под огнем восстанавливали мосты. Начали продвижение к центру города.

Бои на улицах вели в тесном взаимодействии с мотострелками 34-й гвардейской бригады. Помню громадный издырявленный снарядами серый дом — какое-то фашистское учреждение. Под массивной аркой ворот укрылся вражеский танк. Выскочит — бац! бац! — и опять скроется. Снаряды крошили угол здания, за которым стоял мой танк. Звенело битое стекло, кирпичная пыль столбом.

— Вперед! — приказывает командир.

Вывожу танк, бьем из пушки в глубину арки. И сразу задним ходом за угол. Эта дуэль продолжалась минут двадцать, а успеха никакого. По броне вдруг застучали прикладом.

— Командир! — говорит автоматчик. — Лейтенант приказал передать: разведали обходной путь.

Сажаем на танк пятерых автоматчиков, они указывают дорогу через дворы и авторемонтную мастерскую на параллельную улицу. Совсем близко разорвался фаустпатрон. В ответ с брони застучали автоматы. Проскочила во двор, впереди тупик, у стены железные бачки с мусором.

— Бери влево! — кричит десантник.

Между двумя высокими кирпичными стенами — узкий проход. Танк буквально протискивается сквозь него. Впереди идут десантники. Вижу, остановились, машут руками: здесь! Узкий мощеный двор замкнут домами, как колодец. Вижу арку. В глубине ее задом к нам пятится с улицы немецкий средний танк. Это тот самый. Видимо, только что отстрелялся. Всаживаем три снаряда подряд во вражескую машину. Сильный взрыв, дымная пелена заволакивает арку, ползет из-под нее во двор. Подняв ствол пушки, бьем по этажам, пока в окнах не появляются красные флажки мотострелков, занявших дом.

Потом была примерно такая же дуэль с тяжелым самоходным орудием «фердинанд». Он бил метко, закрывая нам путь через перекресток улиц. Высунуться из-за угла не давал. Подбил одну машину из нашего батальона.

Близ угла у тротуара стоял высокий автобус. Поддел я его танком, потащил к перекрестку. Не знаю, сам ли он по какой-то причине вспыхнул или «фердинанд» попал в него снарядом, но огонь и черный дым горящего автобуса помогли трем нашим танкам проскочить перекресток и расстрелять вражескую самоходку.

Так шаг за шагом мы вгрызались в оборону противника, неумолимо продвигаясь к центру города. 26 апреля в очередном боевом листке прочитали радостные известия: во-первых, наша 49-я гвардейская танковая бригада за умелые боевые действия в Померании была награждена орденом Кутузова II степени и стала уже трижды орденоносной; а во-вторых, 25 апреля одна из бригад нашей танковой армии соединилась западнее Берлина с войсками 1-го Украинского фронта.

Берлинская группировка гитлеровцев была окружена. Однако сопротивление ее не ослабевало. Чем ближе продвигались мы к центру, тем больше было баррикад, прикрытых противотанковыми заграждениями. На подходе к парку Тиргартен за одной такой баррикадой стояла тяжелая немецкая гаубица. Она вела огонь прямой наводкой. Мы разбили ее из пушки. Я подвел машину к баррикаде, стал аккуратно разгребать танком ежи из сваренных рельсов. Просто давить их нельзя — могут пропороть днище. Работаю я рычагами, а из ближней подворотни тявкает 37-мм немецкая пушка. Снаряды щелкают по броне, вреда они нам не приносят, не та в них сила. А все же неприятно. Миновали наконец ежи и баррикаду, двинулись дальше.

Вдали, в конце улицы, закрывая перспективу, зеленели деревья.

— Тиргартен! — сказал командир.

Парк был в весеннем цвету. И липы свежую листву пустили, и даже на дубах почки набухли. Мы выскочили на широкую аллею. С лужайки ударили по нас тяжелые зенитные орудия. Первый снаряд попал в лобовую броню рядом с моим люком. Не пробил, но осколки брони — целая куча мелочи — «начинили» мне правую руку. Поворачиваю танк на боковую аллейку, кружу по молодой поросли, огибая лужайку. Сквозь частокол тонких стволов видим батарею. Тяжелые зенитные пушки установлены в бетонированных окопах. Сейчас на огневых позициях паника. Фашистские артиллеристы пытаются поймать в прицел наш мелькающий среди деревьев танк, но снаряды рвутся в стороне.