Товарищ Чикатило - [25]

Из тысяч убийств по необъятной нашей родине на Ростов и ближайшие города в год приходится до четырех сотен. Составляя пропорцию к общему населению, можно убедиться, что цифра выше среднего. И в абсолютном исчислении много, и в относительном. Много — но объяснимо.

По части преступности Ростов всегда был не на лучшем счету. С давних времен в кругах, близких к уголовным, ходит присказка: Одесса-мама, Ростов-папа. Не только мелким жульем, карманными воришками, мошенниками разного ранга, но и крупными аферистами, солидными ворюгами и по многу лет уходившими от наказания преступными бандами известны были эти прекрасные южные города — города веселых, талантливых и остроумных людей. Нашей литературе эти края дали, пожалуй, больше талантов, чем многие иные, вместе взятые; но и душегубы ростовские и одесские тоже ходили в лидерах. И сегодня они не последние в уголовном мире.

Одесса — город портовый, а во всем мире портовые города, будь то Гамбург, Марсель или Стамбул, славятся своим особым колоритом, от которого местной полиции одна только головная боль. Ростов — город степной, хотя он и находится недалеко от моря. Но, во-первых, отсюда до моря ехать и ехать, а во-вторых, море-то Азовское, внутреннее и заштатное, самое удаленное от оживленных морских путей.

И тем не менее Ростов-на-Дону стоит среди южных городов особняком. Он расположен на перепутье больших дорог: с севера на юг, с востока на запад. Из Москвы на Кавказ, с Поволжья в Крым. С Урала к Черному морю, с Украины в Среднюю Азию. Через него идут грузы и тянутся потоки людей. Здесь быстро богатели — и богатеют, всю жизнь нищали — и нищают. Здесь скапливаются оружие, наркотики, валюта, собираются горячие головы и привычные к оружию руки, смешиваются племена и народы. Здесь — южнорусский Вавилон.

Партия стрелкового оружия продана одной из враждующих между собой кавказских группировок. Где? В Ростове.

Из зоопарка сперли семейство аллигаторов и продали на Запад за доллары. Где, спрашивается? В Ростове, где же еще.

Ростов-папа.

«И не забудьте про экологию», — добавляет следователь Амурхан Яндиев.

Недели не проходит, чтобы местные газеты не сообщили о загрязнении Дона. Во всей области только три города имеют сносную питьевую воду. Летом купаться в Ростовском море — это большое пригородное водохранилище — категорически запрещено, более того, опасно для жизни, о чем публично оповещают газеты. А осенью, когда завершился процесс над филологом и судья зачитывал вынесенный убийце приговор, газеты писали о взрыве на насосной станции городских очистных сооружений — с человеческими жертвами и катастрофическими последствиями. Добрый месяц, пока очистные сооружения не починят, нечистоты миллионного города будут сливаться в Дон. «Ростовский Чернобыль» — кричали газетные заголовки. Хотя, с другой стороны, есть места, где с водой и воздухом еще хуже.

«И не забудьте про экономику», — добавляет следователь Амурхан Яндиев.

Всплеск преступности на юге России он аргументирует тем, что нищенская жизнь выводит людей на тропу криминала — кражи, грабежи, разбой. Одно тянет за собой другое, и люди теряют человеческий облик.

В подкрепление своих слов Яндиев рассказывает о случае убийства и изнасилования четырехлетней девочки одним негодяем. Больше всего потрясает не само преступление, а поведение преступника: совершив свое черное дело, он сразу же отправился купаться на экологически небезупречное Ростовское море.

Соглашаемся и насчет экономики. Правда, бедность не только на юге, но и на севере, где ее, пожалуй, даже побольше — земля хуже родит. И на западе хватает, не говоря уже про восток.

Как бы то ни было, в Ростове-папе и в родной его области совершалось по четыреста убийств в год. В центре — больше всего, в районных городах и промышленных поселках поменьше, еще меньше в селах. Убивают по пьянке, из ревности, из корыстных побуждений, убивают при ограблениях, когда жертва пытается защитить свое добро, убивают в перестрелках между бандами и при нападении на милиционеров.

Тогда, в начале восьмидесятых годов, убийств, судя по статистике, было несколько меньше, но тоже хватало. Но и на этом фоне преступления, совершенные в лесных посадках и на городских окраинах, выглядели жутко. Изощренные, зверские, бессмысленно жестокие. На трупах десятки ран, рты забиты землей, выколоты глаза, отрезаны или откушены соски, вырезаны и унесены с места преступления половые органы, иногда они запихнуты во вспоротый живот.

А расследование не движется с места. Десятки людей, от районных оперов до начальников следственных отделов, а то и выше, ломают головы, рассылают запросы, выезжают на места, опрашивают и допрашивают, — а в папках, заведенных на каждое дело, не прибавляется ничего существенного.

Озабоченное начальство из областного уголовного розыска начинает наконец осознавать, что районным детективам, которые привычны скорее к пьяным дракам и мелким кражам, такие изощренные преступления, без улик, мотивов и свидетелей, просто не по зубам. И с запозданием — а может быть, это сейчас, когда смотришь назад, кажется, что они слишком медлили, — усматривает в серии нераскрытых убийств единый криминальный почерк. И принимает наконец решение: соединить в одном производстве дела по убийству Игоря Гудкова и Иры Дуненковой в Ростове, Любы Бирюк в поселке Донском близ Новочеркасска, Оли Стальмаченок в Новошахтинске, двух тогда еще не известных молодых женщин (потом установили — Иры Карабельниковой и Оли Куприной) в лесопосадках у станций Шахтная и Казачьи Лагеря.