Тотал рекол. Жизнь третья - [16]

К качке прибавился дождь с туманом. Выйдя к правому борту на корме, заговорщики встали квадратом и на спичках разыграли очередность затяжек. Первый счастливый номер выпал Меморексу. Тот трясущейся рукой вынул сигарету, вкрутил ее меж губ, быстро и умело щелкнул зажигалкой на ветру и… затянулся. Затяжка была настолько вкусной и длинной, что оставшиеся трое чуть не подавились слюной. Потом Меморекс, уже уверенно взяв сигарету в районе фильтра сильными пальцами, чтобы стряхнуть свою долю пепла, торжественно произнес:

— Знаете, мужики, а ведь это настоящий… — Тут он стряхнул пепел за борт вместе с отвалившейся в районе фильтра сигаретой.

За Меморекса продолжил Кухтыль:

— Пиздец…

Дальнейшее повествование негуманно…

> ОДНА

Капитан Денис Иванович Зябликов просто не находил себе места. Он задумчиво вышагивал из одного конца своей каюты в другой и бормотал себе под нос нечто вроде"…а не хотите ли ли ли вы…".

А хотелось, и даже очень. Проблема состояла в том, что, во-первых, шел 1987 год, а во-вторых, "Академик Нечитайло" третий месяц находился в море и сейчас на всех парах несся по направлению к Роттердаму. Денис Иванович остановился около стола и косо посмотрел на висящий меж двух иллюминаторов портрет генсека. Генсек сверлил взглядом стоявшую на столе пустую бутылку "Red Label". Зябликов сменил взгляд с задумчивого на виноватый, взял бутылку, на всякий случай потряс над стаканом и плавно опустил в мусорную корзину.

За сутки до этого у капитана был разговор по радио с начальством. Установка была дана на абсолютную трезвость, тем более, что судно было научным. Требовалось показать солидарность экипажа с проводящимися в стране реформами. Но, что такое экипаж после трёх месяцев без единого захода, капитан не то, что знал — он это видел. Конечно, про бунт команды никто не говорил, но всяческие нездоровые разговоры и недовольные взгляды экипажа ни к чему хорошему не приведут. После выступления первого помощника во время вчерашнего ужина, экипаж явно дал понять, что без боя не сдастся.

Идеологическая подготовка команды началась рано утром, когда первый помощник приступил к наглядной агитации. Доска объявлений пополнилась красочными плакатами, нарисованными лично им, на тему "Зачем пить?". Была организована группа непьющих добровольцев для рейдов по каютам младшего состава. Второму помощнику было поручено провести беседы с потенциальными нарушителями грядущего мероприятия. В помощь был откомандирован, находящийся в вечном состоянии "не у дел", судовой врач Степаныч.

— Итак… — рассуждал Зябликов — Что мы имеем? Экипаж в состоянии депрессии, два дня стоянки в голландском порту и два месяца предстоящей работы. Через три недели, как назло, начнется волна дней рождений — целых четырнадцать. Твою мать…

Но некая мысль уже зарождалась в голове капитана. Он вышел из каюты и направился к первому.

— Евгений Иванович… Женя, как ты думаешь, если я попробую объяснить руководству наше положение, согласятся ли они дать добро по одной на человека?

Первый помощник капитана Иванов, седой, предпенсионного возраста, отходил в море около тридцати лет. На этом свете он видел почти все, но события последних лет заставили его коренным образом изменить свои взгляды на действительность. Всю свою сознательную жизнь он посвятил партии, а сейчас, где-то в глубине души, он чувствовал, что происходят глобальные перемены и, отнюдь, не в партии — меняется все общество. Меняется какими-то странными толчками извне, которые иногда просто не поддаются ни какой логике и находятся за чертой здравого смысла. Иванов никак не мог понять, почему ему нельзя пить. Он никогда не злоупотреблял спиртным, но считал, что бутылка хорошей водки на двоих поможет решить любую проблему. В этом он убеждался не раз, когда бывал в райкоме.

— Да, Денис Иванович, наверное именно так и следует поступить. Я думаю они там понимают, что мы здесь не с девочками на пляже отдыхаем. Разрядки никакой нет, раньше хоть вино разрешали брать на борт, а сейчас совсем тоска. Кстати, а… Ну да…

— Женя. А… как лучше всего аргументировать нашу просьбу? — спросил Зябликов, нервно теребя себя за бороду.

— Мне кажется, что нужно описать все, так как есть, они поймут — тоже люди ведь. Я сам напишу текст радиограммы, а вы посмотрите. Самое главное в сложившейся ситуации, это получить письменное подтверждение. Они попробуют все свалить на нас, мол сами решайте, но я постараюсь убедить. Думаю, что минут через двадцать текст будет готов.

Первый внимательно посмотрел в глаза капитана.

— Хорошо, Женя… Я зайду позже — ответил Зябликов, отведя взгляд в сторону.

Капитан вышел из каюты первого и неторопливо направился к себе. До захода в порт оставалось восемь часов.

Три часа спустя проблема была решена — пришел ответ на радио. Зябликов, весь вне себя от радости, буквально ворвался на мостик и приказал трубить общий сбор. В руке он сжимал лист бумаги, где черным по белому было разрешено взять на борт по одной бутылке спиртного на человека. А еще через десять минут Денис Иванович предстал перед командой с речью.

Пытаясь выдавить на своем лице некое подобие строгости, Зябликов рассказывал морякам об антиалкогольной компании в стране, о вреде пьянства, о моральном облике советского человека и провокациях, возможных в капиталистическом порту. При этом он смотрел на маленького коренастого боцмана Пашу Заварзина, который виновато разглядывал свои тапочки. Паша был признанным алкогольным авторитетом среди команды.