Тот, кто стреляет первым - [49]

– В четвертый.

– Все равно мало.

– Погоди, – встал, вышел из комнаты и тут же вернулся на завоеванный пятачок у сомкнутых неприступных колен, пусть торопливо и прикрытых непригодившимися носками. – Теперь в пятый. А еще я чувствую твое тепло. – Для убедительности попробовал раздвинуть лицом шерстяную колючую преграду и дозволить губам дотронуться до тела.

– Ты просто замерз, – не сдала Надя позиций. – Вечера после дождей здесь холодные, надо уже поддевать что-то под куртку.

– Я в тельняшке.

Отпустила легкий щелбан по лбу, прихлопывая мальчишескую браваду:

– В городе на рынке продают пуловеры на козьем меху. И носки обязательно посмотри, их там полно. И без расцветки.

– Куплю, если не забуду. А пока… пока ты согрела. Даже так… недоступно.

– А мне показалось, что ты скован.

– Потому что оказалась невыполнимой твоя просьба.

– Значит, я тебе не безразлична?

– Получается, что нет.

– Ты первый, кто начал не с восторгов от танцев.

Восхитился я все же танцами, и, не желая больше лукавить, просто подтвердил очевидное:

– Но танцуешь ты все равно замечательно.

– Семь лет училась. А после родов располнела. Теперь вот такая… толстая.

– Среди мужчин тоже попадаются чудики, которым нравятся воблы.

– А я комплексую. Не надо?

– Не надо.

– Ты мне тоже понравился. Еще в «Фламинго». Но сидел такой серьезный…

– Пока не увидел тебя.

– А я ушла. Хотела показаться независимой.

– Теперь не прогонишь?

– Прогоню. Сейчас придет соседка.

– А… завтра?

С завтрашнего дня я планировал для всех умереть до конца операции, но если будет разрешено…

– Не умирай.

И, как маленькому, пригладила волосы, поцеловала в лоб и отпустила спать.

Так и ушел бы, не упади с колен носочки с красным ободком…

6.

Я разбудил прикорнувшего под «грибком» часового, поднял с кровати уснувшего поверх одеяла Бауди, позвонил в Москву оперативному дежурному, задав ему кучу глупейших вопросов про погоду и пробки на дорогах. Смел принесенные Бауди из столовой бутерброды. И не мог понять себя. Не первый раз, как говорится, замужем, но чем взволновала Надя, до которой я, по большому счету, даже не дотронулся? Потому что исчезло основное препятствие – ее просьба взять на войну?

– И она такая, как в танце? – вычислил Бауди предмет моего воздыхания. Хотя что тут высчитывать…

– Лучше. Всю жизнь не протанцуешь, а она очень женственна и добросердечна. Все, спать.

– Попробуй, – съязвил Бауди.

Попробовал. Не сразу, но получилось. Ничего не снилось, но утром встал с ощущением легкости и удовлетворения от жизни. Бауди уже сидел над картой, чеченские горы вот-вот должны были свалиться с ее свесившегося края, а мне впервые за время пребывания «на югах» стало совершенно безразлично, что творится вокруг. Подумаешь, война… К ней тоже привыкнуть можно. В этом мире одно остается незыблемым – волнение от прикосновения к женщине. И смысл моей жизни на данном этапе – быстренько сбегать на войнушку и вновь зарыться лицом в мягкие колени.

…Войнушка получилась классной. Самому нравилось, как клюнули на нашу «аварийную посадку» «акробаты», как горласто сели нам на хвост и мы с Бауди потащили их в ущелье. Вертолетчики на аэродроме в Ханкале уже начиняли «нурсами» и патронами своих стрекоз, рассовывали в планшеты карты с целеуказаниями, а мы, бегая загнанными зайцами по склонам и хребтам, рвали в клочья «пятнашку», оставляли в расселинах ногти, полосовали задницы, сбивали в кровь локти и колени – делали свою черновую солдатскую работу, втягивая банды на наковальню. Раза полтора успел улыбнуться Наде – а ты хотела с нами! И когда пружина сжалась до предела, когда унюхал у пробежавших мимо нашего схрона боевиков запах чеснока с творогом – любимого блюда чеченцев, послал SOS майору-усачу.

После этого требовалось продержаться еще минут пять-семь до подлета «вертушек», переждать смерч огня, пересчитать трупы, собрать документы и идти провожать на аэродром Надю. К тому же я сообразил, как помочь ей: донесение о предыдущем броске «на холод» в Москву еще не отправлялось, и вписать вместо одного из своих бойцов нового связиста труда не составит. Так что справка об участии в боевых действиях прапорщика Семеновой Надежды (отчество – пока прочерк) придет из Генштаба ко мне, в группировке войск даже знать не будут о ней. Вроде никого не подставляю, а за благое дело авось помилуют в аду.

«Нохчи» вынюхивали нас все в меньшем круге, а «вертушки» не появлялись. В небе продолжало нещадно светить и печь солнце, и даже Бауди, на каждую новую операцию отпускающий бороду, начал с удивлением поглядывать на меня. Подчиненным всегда кажется, что командиры знают чуть больше и это «чуть» как раз и спасает в безвыходной ситуации.

Но я не знал и не понимал ровным счетом ничего. Сигнал послан и принят, банда на наковальне, где «кузнец»?

Дважды повторять команды должность личного посланника начальника Генштаба не предполагала. А тем более она не предусматривала каких-то дополнительных уговоров – кого бы то ни было во всей группировке войск на Северном Кавказе. Я – тот самый классический пример, когда моя самая незатейливая просьба должна восприниматься всеми как приказ. Получается, что и в этом плане в Чечне бардак. Шорох наводить все же придется.