– Нет! – тут же выкрикнула Сэнди. – Мы все обожаем чай! Просто жить без него не можем.
– А, ну, если жить не можете, то конечно! – донесся до них ответ фотографа.
Через пять минут Чучо поставил на столик прозрачный чайник, из которого изумительно пахло травяным чаем, и расставил перед гостями небольшие керамические чашки.
– Так вот, мне известно, кем был мой предок, – устроившись на прежнем месте, снова заговорил индеец. – История Писарро мне знакома. Но, думаю, много меньше, чем вам. Я знаю лишь, что он смог заполучить очень ценную вещь, принадлежавшую индейским вождям. В детстве, когда моя мать была жива, она часто мне рассказывала легенду о золотом амулете, который Писарро отобрал у Великого Инки, женившись на его сестре. Мать говорила, что этот амулет состоит из трех частей. И тот, кто найдет их все, получит истинное могущество. Впоследствии я не интересовался историей, так как увлекся совершенно другими вещами. И, признаться, считаю легенду о талисмане сказкой, которая существует, наверное, в каждой семье. Вот и все, – Чучо подлил себе чай. – Теперь ваша очередь. Покажите письмо.
«Да уж, считаешь сказкой, – подумала Сэнди. – Да ты, похоже, убить готов за этот талисман».
– Действительно, не густо, – согласился Леонард. – Ну что ж, давайте я расскажу, что знаем мы, и, может, вы сможете вспомнить что-то еще.
– Давайте! А то память, знаете ли, такая штука: никогда не знаешь, какой фокус выкинет, – загадочно проговорил индеец.
– А еще многие путают свое воображение с памятью, – не пытаясь скрыть недоверие, проговорила Сэнди. – Ведь о том, что талисман состоял из трех частей, стало известно только из найденного нами письма.
Чучо улыбнулся в ответ так, словно она произнесла тончайший из комплиментов:
– Европейцам – возможно. Но это – инкский талисман. А я, как и моя мать, – инка… Итак, – обратился он вновь к Леонарду, – ваша очередь.
Вопреки желанию Сэнди скрыть все, что им было известно и уйти, Лео поведал Чучо об успехах, достигнутых в расследовании. Фотограф уже не делал вид, что ему не интересно, но, как и в начале их встречи, его основной реакцией было то и дело повторяющееся «угу».
– …Так что, – заканчивал повествование Леонард, – вы – второй из потомков Писарро, с кем нам удалось встретиться. Ибрагима аль-Пизари нам пока разыскать не удается, а Антуан Писарро от встречи отказался. Боюсь, если провидение или какая-то третья сила не вмешаются в ход нашего расследования, мы окажемся в очень затруднительном положении.
– Третья сила, говорите… – Чучо хитро прищурился. – А где письмо? Вы обещали показать мне его, – он понизил голос, крокодильим взглядом уставившись на портфель, который Лео, войдя в студию, прислонил к торцу дивана.
– Ну что же, – вступила в разговор Николь, – мы, действительно, обещали показать вам его. И я по-прежнему надеюсь, что оно натолкнет вас на какое-нибудь воспоминание или идею, – она обворожительно улыбнулась.
– Непременно… – Чучо коварно заулыбался, а его глаза заблестели. – И, знаете, мадмуазель, я, кажется, уже начинаю припоминать кое-что.
– Мадам, – вполголоса, скрывая раздражение, поправил его Леонард.
– О, прошу прощения… мадам! – казалось, индеец издевался. – Однако это же не влияет на демонстрацию письма?
– Хорошо, – Леонард поднялся, взял портфель. – Помогите мне, пожалуйста.
Он принялся раздвигать кружки, чтобы освободить место для портфеля. Чучо с удивительным проворством соскользнул с кресла, и мигом расчистил журнальный столик.
– Вуаля! – фотограф рассмеялся в своей нервной манере.
«И он утверждает, что не интересуется историей семьи! Да руки вон как трясутся», – наблюдала Сэнди за происходящим.
Однако индеец не сделал ни единого движения, чтобы рассмотреть появившийся на столе лист бумаги.
– Это не серьезно, – резко заметил он. – Дешевая ксерокопия, которую может изготовить любой школьник, написав псевдоисторические каракули. Покажите оригинал.
Это было произнесено настолько категорично, что стало понятно – без оригинала разговор будет мгновенно закончен. После секундного колебания Леонард вновь открыл папку, и перед глазами фотографа предстал старинный документ. На этот раз Чучо буквально задрожал.
– Вот как! – бормотал он себе под нос, стоя на коленях перед столиком. – Письмо Хасинте… Вот она, уака… Ля серпьенте… А можно мне его отсканировать? Наверху, в лаборатории?
– Нет! – мгновенно отрезала Сэнди.
– Не стоит, – подтвердил Леонард. – Дело в том, что документ, как вы могли заметить, в плохом состоянии...
– Я буду очень осторожен.
– Письмо официально принадлежит другой организации, мы же позаимствовали его лишь на время, под строжайшим запретом копировать или переписывать, – на ходу сочиняла Николь, – поэтому мы не можем подвергать его опасности. Копия, которую вы видели, делалась на специальном оборудовании. Извините, Чучо.
– Ну, что ж, нельзя так нельзя. Мне просто было любопытно, – как ни в чем не бывало, проговорил, поднимаясь с колен, Гузман. – Кстати, я показывал вам свои работы?
– Еще не успели, – Сэнди по-прежнему внимательно следила за каждым его жестом. – Но вы, кажется, говорили, что вспомнили нечто!
