Тост - [5]

– Вы не поменяетесь со мной местами? – обратился Рудловский к Хенрику. – Мне бы хотелось сидеть в середине.

– А что?

– Здесь дует, а я очень чувствительный.

Пересели. Рудловский достал коробочку с таблетками.

– Хотите? – предложил он. – Против морской болезни.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил Хенрик.

– Нет, но на всякий случай. Эти таблетки действуют профилактически. Вы что, преподавали?

– Пока еще нет. Моя специальность – польский язык.

– В медицине разбираетесь?

– Нет.

Рудловский трясся, у него на носу подпрыгивали очки.

– Это очень вредно для почек, – простонал он. Чесек рассмеялся. – Смейся, смейся, – сказал Рудловский. – Вот начнешь бегать к коновалу, будет не до смеху. Когда он, пан Коних, начнет распадаться от сифилиса, тогда скажет: «Чавой-то у меня в спине ломит». Нашим почкам, пан Коних, здесь угрожают три опасности: тряска, ветер и пыль.

– Можешь сойти, – сказал Чесек. – Будешь здоров как слон.

– За кого ты меня принимаешь?

– Жалко упустить возможность?

– А тебе нет?

– Я за почки не волнуюсь.

«Рассчитывают на большие трофеи, – догадался Хенрик. – У доктора будет много хлопот с этой компанией». Машина остановилась. Из кабины высунулся шеф.

– Поворот не проехали? – спросил он.

– Нет, – ответил Вияс.

– Поворот где-то здесь. Рудловский забеспокоился:

– Границу не переехали?

– Исключено, – ответил шеф.

Вияс достал пистолет. Показал на сужение автострады.

– Впереди кто-то идет.

– Внимание! – скомандовал шеф. – Приготовиться.

Чесек и Рудловский тоже достали пистолеты. Черные точки у сужения автострады вытянулись и образовали цепочку.

– Женщины, – определил через минуту Хенрик. «Одна из лагеря», – распознал Чесек и спрятал пистолет. Шеф спросил:

– Сколько?

– Раз, два, три… пять, – сосчитал Вияс.

– На одну меньше, – заметил Рудловский. Мелецкий предупредил:

– Никакого самоуправства.

Женщины шли не спеша, с трудом передвигая ноги. Две из них были в штанах, на одной лагерная куртка. В нескольких десятках шагов от машины они остановились и начали между собой перешептываться.

– Посмотрите на маленькую, черную, – сказал Рудловский. – она уже успела располнеть.

Шеф крикнул женщинам:

– По-польски говорите?

– Как будто бы, – ответила одна из женщин. Шеф обратился к Виясу:

– Спрячь пистолет.

Женщины обступили машину. Хенрик пересчитал их еще раз.

«Рудловскому приглянулась маленькая черная женщина. Видно, дошлая; она его обштопает. Хорошо, пусть берет себе. Первая в брюках: среднего роста, рыжая, веснушчатая, во взгляде страх – мне не нравится такой взгляд, собственных страхов хватает. И эта, в брюках и полосатой куртке: темная блондинка, короткие волосы, худая, лет тридцати, угловатые движения, сердитая. Я где-то ее уже встречал, может, во время оккупации, нет, скорее до войны, какой-то парк, скамейка, может, акация, каток; тогда она не была ни такой угловатой, ни такой угрюмой. Самая смелая – это вон та, старуха, тоже с короткими волосами, интеллигентная – нет, не хочу старухи. Остается блондинка, под подбородком уже складки. Когда она говорит с Мелецким, у нее раздуваются ноздри. Он взял ее за локоть, пристально посмотрел в глаза. Печальная женщина в полосатой куртке, которая кого-то Хенрику напоминала, оттащила блондинку в сторону: для чего все это? Мужчины едут в одну сторону, мы – в другую, давайте перестанем обольщать друг друга».

Мелецкий обратился к старухе:

– Нам нужен поворот на Грауштадт. Вы его не проходили?

– Там был какой-то поворот, километрах в двух отсюда.

– Садитесь с нами! – крикнул Чесек. – И порядок.

Мелецкий бросил на него гневный взгляд, потом обратился к старухе:

– Вы у них командуете?

– У нас демократия, – ответила женщина.

– У вас нет старшей? – удивился Мелецкий.

– Как-то обходимся. Вот, может быть, она.

Старуха показала на темную блондинку в полосатой куртке.

– Старшая? – спросил ее Мелецкий.

– Вздор, – обрезала она его.

– Что у вас в узелках?

– Хотите конфисковать?

– Может, и конфискуем. Мы охраняем общественное имущество.

– Это не общественное имущество. Так, кое-какие тряпки. Американцы дали.

– Почему вы не сняли лагерную куртку? – допытывался Мелецкий, как следователь. Хенрик вспомнил допрос в замке. Это метод или потребность, вытекающая из характера?

– Могли бы одеться поприличней, – продолжал Мелецкий.

– Чтобы соблазнять романтически настроенных мужчин? Спасибо, хочу немного постоять.

– К сожалению, мы едем в обратном направлении.

– Я заметила. Всего хорошего.

– Но зато в одно знаменитое место, – быстро вмешался Рудловский.

– Пан Рудловский, – грозно сказал Мелецкий. Старуха спросила:

– Чем знаменитое? Костюшко ночевал?

– Нет, любовница Гитлера. И оставила много белья, – сказал Рудловский, подмигивая.

Блондинка повернулась к женщине в полосатой куртке:

– Пани Анна, надо подумать.

– А это далеко? – спросила Анна.

«Я когда-то слышал этот голос, – подумал Хенрик. – Но тогда он не был таким сухим. У него были другие краски и другая температура».

– Пятнадцать километров, – объяснил Мелецкий. Достал свой мандат. – Курортный городок Грауштадт. Жители эвакуированы. А это, видите, магическая бумажка.

Старуха прочитала.

– Бумажка соблазнительная.

– А мы? – обратился Мелецкий к бойкой блондинке. Он снова сжал ее локоть: – Проведем веселый вечер.