Тоска небывалой весны - [85]
Этот промах Лермонтова повлек за собой распоряжение о скорейшем его возвращении в полк. Михаил Юрьевич написал полковому товарищу Александру Бибикову: «Милый Биби... я скоро еду опять к вам, и здесь остаться у меня нет никакой надежды, ибо я сделал вот такие беды: приехав в Петербург на половине масленицы, я на другой же день отправился на бал к г-же Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким. Что делать? Кабы знал, где упасть, соломки бы подостлал; обществом зато я был принят очень хорошо, и у меня началась новая драма, которой завязка очень замечательная, зато развязки, вероятно, не будет, ибо 9-го марта отсюда уезжаю заслуживать себе на Кавказе отставку; из Валерикского представления меня здесь вычеркнули, так что даже я не буду иметь утешения носить красной ленточки, когда надену штатский сюртук. Мещеринов, верно, прежде меня приедет в Ставрополь, ибо я не намерен очень торопиться; итак, не продавай ни кровати, ни седел; вероятно, отряд не выступит прежде 20 апреля, а я к тому времени непременно буду. Покупаю для общего нашего обихода Лафатера и Галя и множество других книг».
Молодой князь Павел Вяземский, встречаясь с Лермонтовым в доме Столыпиных и не зная о происшествии на балу, замечал, что поэт чем-то встревожен. «Я это приписывал Монго-Столыпину, у которого мы видались. Лермонтов что-то имел с Столыпиным и вообще чувствовал себя неловко в родственной компании. Не помню, жил ли он у братьев Столыпиных или нет, но мы там еженощно сходились. Раз он меня позвал ехать к Карамзиным: “Скучно здесь, поедем освежиться к Карамзиным”. Под словом освежиться, он подразумевал двух сестер княжон Оболенских, тогда еще незамужних».
Очевидно, Монго укорил Лермонтова за его легкомысленность, и поэту было неловко, он понимал, что виноват. Михаил Юрьевич больше чем когда-либо хотел теперь выйти в отставку. Мечтал основать новый журнал и говорил об этом с Краевским, не одобряя направления «Отечественных записок»:
–– Мы должны жить своей, самостоятельною, жизнью, внести свое, самобытное в общечеловеческое. Зачем нам тянуться за Европой и за французским? Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов, и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне, там, на Востоке, тайник богатых откровений! Мы в своем журнале не будем предлагать обществу ничего переводного, а свое собственное. Я берусь к каждой книжке доставлять что-нибудь оригинальное, не так, как Жуковский, который все кормит переводами, да еще не говорит, откуда берет их.
Любовь, которую Лермонтов встречал в кругу друзей, отнюдь не питали к нему официальные сферы. Годом раньше по заказу великой княгини Владимир Соллогуб написал роман «Большой свет», выказав Лермонтова ничтожным человеком, рвущимся правдами и неправдами в круг петербургской знати. Фамилию Лермонтова Соллогуб изменил на Леонина, оставив без изменения имя –– Михаил. Роман появился в журнале «Отечественные записки» в марте 1840 года, когда Михаил Юрьевич был под арестом за дуэль с Барантом. Каково было ему читать этот пасквиль!
«Не знаю, –– писал Соллогуб в «Большом свете», –– много ли было различных приключений с Леониным в два года, с тех пор как он вступил на новое поприще; много ли раз он раскланивался с своим генералом на бале и сидел по приказанию его под арестом после учения; не знаю, много ли он танцевал мазурок, много ли раз он был в театре, –– знаю, что предсказания Сафьева сбылись и что жизнь бедного офицера преисполнилась мелкими, но язвительными огорчениями. Кто не испытал нужды, кто не постиг вполне нищенской роскоши половины Петербурга, тому страдания Леонина не будут понятны. Скромный доход, получаемый им от неутомимых трудов бабушки, далеко недоставал на издержки, о которых она и понятия не имела.
После нужды Леонин познал зависть. И не обидно ли также быть с товарищами одинаких лет, быть с ними в дружбе –– и быть гораздо их беднее? Зависть вкралась в его душу. После зависти он познал унижение. Он не был то, что называется женихом, –– матушки с дочерьми на него не глядели. Он вальсировал плохо; его не выбирали. Молодые женщины с ним не кокетничали; его иногда забывали в приглашениях; ему не отдавали визитов; его никогда не звали обедать». И так далее, и так далее.
Владимир Соллогуб спокойно признался, что «светское его /Лермонтова/ значение я изобразил под именем Леонина в моей повести «Большой свет», написанной по заказу великой княгини Марии Николаевны». В пасквиле Соллогуба не хватало только известной сплетни о Лермонтове: «отец его был пьяница, спившийся с кругу, а история матери –– это целый роман!»
Усилиями Елизаветы Алексеевны и друзей удалось смягчить гнев великого князя: поэт получил разрешение остаться в Петербурге еще на некоторое время. В «Отечественных записках» вышло его стихотворение «Родина». Белинский пришел в восторг: «Аллах-керим, что за вещь: пушкинская, т. е. одна из лучших пушкинских!»
Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.