Тоска небывалой весны - [46]

).

Образчиком лжипоказал себя однокашник и сослуживец Лермонтова Ф. М. Тиран: «Мы вышли / с Лермонтовым / в один полк. Веселое то было время. Денег много, жизнь копейка, все между собою дружны. Или, случалось, сидишь без денег; ну, после того как заведутся каких-нибудь рублей 60 ассигнациями, обед надо дать — как будто на 60 рублей и в самом деле это возможно. Вот так-то случилось раз и со мною: “Ну, говорю, Монго, надо кутнуть”. Пригласили мы человек 10, а обед на 12. Собираются у меня: стук, шум... “А я, — говорит Монго, — еще двух пригласил”. — “Как же быть? и я двух позвал”. Смотрим, приходят незваные. — Беда! Является Лермонтов — всего человек уж с 20. Видим, голод угрожает всем нам. Монго подходит к Лермонтову:

–– Вас кто пригласил?

— Меня?!. (а он буян такой). Мне везде место, где есть гусары, — и с громом садится.

— Нет, позвольте: кто вас пригласил?.. — Ему же самому есть ужасно хочется.

Ну, конечно, всем достало, все были сыты: дамы и не гнались за обедом, а хотели общества...»

Служба в полку была безопасной, и сравнивать жизнь с копейкой Тирану совсем даже не с чего. Алексей Столыпин (Монго) вышел из юнкерской школы лишь в конце года, но в любом случае не позволил бы себе одергивать Лермонтова. Но и этого мало Тирану: «Лермонтов был страх самолюбив и знал, что его все признают очень умным; вот и вообразит, что держит весь полк в руках, и начинает позволять себе порядочные дерзости, тут и приходилось его так цукнуть, что или дерись, или молчи. Ну, он обыкновенно обращал в шутку».

Лермонтов никогда не позволил бы на себя «цукнуть»! Но дальше Тиран лжет еще вдохновенней: «... он был дурной человек: никогда ни про кого не отзовется хорошо; очернить имя какой-нибудь светской женщины, рассказать про нее небывалую историю, наговорить дерзостей — ему ничего не стоило. Не знаю, был ли он зол или просто забавлялся, как гибнут в омуте его сплетен, но он был умен, и бывало ночью, когда остановится у меня, говорит, говорит — свечку зажгу: не черт ли возле меня? Всегда смеялся над убеждениями, призирал тех, кто верит и способен иметь чувство... Да, вообще это был «приятный» человек!.. Между прочим, на нем рубашку всегда рвали товарищи, потому что сам он ее не менял».

Люди, переболевшие золотухой, на всю жизнь остаются с восприимчивой кожей, нуждаясь в постоянной гигиене; даже в походах и дальних поездках Лермонтов удивлял товарищей белоснежным бельем. Смеяться над теми, кто «верит и способен иметь чувство» Михаил Юрьевич не мог уже потому, что сам был таким. Сплетничать до полуночи не был способен, ибо брезговал сплетнями.

Выходит, правы исследователи творчества Лермонтова, говоря, что драма «Маскарад» имеет реальную почву. По милости таких вот Тиранов и умертвил жену Арбенин, хоть любил ее всем сердцем:

Всё, что осталось мне от жизни, это ты:

Созданье слабое, но ангел красоты:

Твоя любовь… улыбка… взор… дыханье…

Я человек: пока они мои,

Без них нет у меня ни Бога, ни души,

Ни чувства, ни существованья.

Однополчанин Лермонтова М. Б. Лобанов-Ростовский вспоминал, что «Лермонтов сочинил песню о злоключениях и невзгодах Тирана, которую нельзя было слушать без смеха; ее распевали во все горло хором в уши этому бедняге».

Некоторые гусары были против занятий Лермонтова поэзией, находя это несовместимым с достоинством гвардейского офицера.

— Брось ты свои стихи, — говорил Лермонтову любивший его полковник Ломоносов, — государь узнает, и наживешь беды!

— Что я пишу стихи, государю было известно еще когда я был в юнкерской школе, через великого князя Михаила Павловича, и вот, как видите, до сих пор никаких бед я себе не нажил.

— Ну, смотри, смотри, не зарвись, куда не следует.

—Не беспокойтесь, господин полковник, — отшучивался Михаил Юрьевич, делая серьезную мину.

Однако были офицеры, и среди них командир лейб-гвардии Гусарского полка Михаил Григорьевич Хомутов, которые чтили в Лермонтове поэта, гордились им.

В этот период Лермонтов тесно сблизился со Святославом Раевским –– крестником бабушки. Святослав Афанасьевич переехал из Пензы в Москву, окончил университет, работал в одном из московских департаментов, затем перебрался в Петербург и устроился в министерство юстиции. Он горячо поддерживал Лермонтова-поэта, видя в нем огромное дарование и ценя это превыше всего. В квартире Раевского Лермонтов мог заниматься творчеством в самой спокойной обстановке.

Раевский был знаком с петербургскими литераторами, и от него Лермонтов узнал, как травят Пушкина в высшем свете. Измученный Пушкин просил государя разрешить ему жить в Михайловском, царь заявил, что в таком разе запрещает ему пользоваться Государственным архивом. Александр Сергеевич работал над историей Петра I, и лишиться архива, значило для него задохнуться.

XX

Елизавета Алексеевна с нетерпением ждала внука в отпуск.

«Милый любезный друг Мишенька. Конечно, мне грустно, что долго тебя не увижу, но, видя из письма твоего привязанность твою ко мне, я плакала от благодарности к Богу. Меня беспокоит, что ты без денег, я с десятого сентября всякой час тебя ждала. Посылаю теперь тебе, мой милый друг, тысячу четыреста рублей ассигнациями да писала к брату Афанасию, чтоб он тебе послал две тысячи рублей. Надеюсь на милость Божию, что нонешний год порядочный доход получим, но теперь еще никаких цен нет на хлеб, а задаром жалко продать хлеб. Невестка Марья Александровна была у меня и сама предложила написать к Афанасию, и ты, верно, через неделю получишь от него две тысячи... Я к тебе буду посылать всякие три месяца по две тысячи пятьсот рублей.