Тощие ножки и не только - [179]

– Дело в том, – пояснил он, – кстати, я говорю вам это строго конфиденциально, к сожалению, наш президент – человек, что сейчас стоит у кормила страны, просто-напросто лицемер.

– Господин вице-президент, – одернул его один из агентов.

– Нет-нет, во многих отношениях он, безусловно, непревзойденный лидер, – продолжало второе лицо в государстве. – Однако в некоторых вопросах – и это вызывает крайнюю озабоченность у каждого истинного христианина – он, увы, как это ни прискорбно, не с нами. Конечно, на словах президент болеет за дело веры всей душой. Но горькая правда, преподобный Винклер, заключается в том, но наш президент не верит в пророчества. Нет, это тоже не совсем так – он, конечно же, верит, хотя бы самую малость. Но как бы это получше сказать – верит абстрактно, как в нечто книжное. Он не верит, что пророчеству Иезекииля суждено сбыться уже в наше с вами время. Более того, ему не хочется, чтобы пророчество Иезекииля сбылось именно сейчас. Я сильно сомневаюсь, что он был бы рад такому развитию событий. Видели бы вы, как он закатывает глаза, когда я завожу разговор на эту тему. У меня такое чувство, будто он смеется надо мной. Смеется над нами.

– Что вы говорите? – удивленно прокудахтал Бадди Винклер. В голове у него роились цитаты из Писания, громоздились исторические факты, которые он мог предоставить президенту в качестве доказательства того, что видения Иезекииля поднимаются вокруг них подобно тесту на дрожжах, что вскоре – ждать осталось совсем недолго – на их головы обрушится огнь небесный. Договоры же о разоружении лишь отодвигают в будущее тот момент, когда на Землю прольется огненный ливень, а значит, играют на руку Антихристу.

Пока лимузин скользил мимо неотюдоровских особняков, вице-президент объяснил, что в случае, если Бадди и его Батальон Третьего Храма в ближайшем будущем рискнули бы нанести удар по Куполу на Скале, то президент – и в этом нет никаких сомнений – занял бы сторону России, то есть сторону богопротивного Гога, и приложил бы все усилия к тому, чтобы не допустить ядерного пожара, о котором так ярко и выразительно повествует Захария. А ведь именно этот вселенский пожар и должен, по идее, приблизить взрыв поганой языческой мечети, если бы, конечно, все шло так, как задумано.

Вице-президент предупредил Бадди, что сровнять с землей Купол на Скале, пока у кормила страны стоит нынешний президент, чревато риском того, что все усилия пойдут насмарку. Вице-президент также попросил Бада – или, правильнее сказать, приказал ему – потер-петь до тех пор, пока президентское кресло в Белом доме не займет кто-то более просвещенный. Тем более, намекнул вице-през, ждать этого момента осталось не так уж долго, по крайней мере не так долго, как можно подумать.

Вскоре впереди – подобно нордическим мадоннам в нимбах – в морозном воздухе снова замаячили огни аэродрома. Бадди в последний раз выслушал предостережение о недопустимости односторонних действий, мол, ему, хочет он того или нет, придется сломить гордыню.

– Я восхищен вашим мужеством. Кстати, должен вам сказать, что у Пэта и Джерри также есть в этом деле свой интерес, а ведь они, скажем там, стоят гораздо выше вас на ступеньках пирамиды власти. Вот почему нам лучше объединить усилия. Вы меня поняли?

– Отлично понял, сэр. Истинно, истинно говорю я вам…

Но увы, Бадди не успел выдуть из своего саксофона и плевка слюны. Его прервал вице-президент.

– Скажите, преподобный, за кого вы болеете в Суперкубке? – поинтересовался он.

– За Индианаполис, – выпалил Бадди наугад, но тотчас пожалел. Что-то в голосе вице-президента, когда тот произнес «весьма оригинально», заставило его предположить, что индианапольские «Жеребчики» со свистом пролетели в этом году.

Лимузин снова вырулил на взлетно-посадочную полосу.

– Да благословит вас Господь, – произнес вице-президент и пожал Баду руку. Двери машины тотчас распахнулись, словно так и было задумано. В нескольких десятках шагов от них реактивный самолет уже разогревал моторы.

– У вас есть вопросы? – спросил агент, когда Бадди уже застегивал ремень.

– Нет… то есть есть. Всего один. Он уже давно не дает мне покоя. Вы, ребята, сдается мне, уже давно водите носом в моей квартире. Нет-нет, я не в обиде. Это ваша работа. Что вам велят, то вы и делаете. Как я понимаю, вы побывали у меня дома не один раз. Так что я вас вот о чем хотел спросить. Вы, случаем, не прихватили с собой – нет-нет, я понимаю, исключительно для дела – ложечку? Такую маленькую серебряную ложечку, а вместе с ней раскрашенную палку? На ней еще такие комичные рожки.

По тому, как уставились на него, а потом друг на друга агенты, Бадди к собственному ужасу заключил: той благосклонности, которую вроде бы питали к его особе сильные мира сего, того понимания, на какое он вроде бы мог рассчитывать, как не бывало.

* * *

Что это за звук? Что за шорох? Он доносился с ледяного севера, где деревья стояли голыми без единого листика. Он доносился с юга, где, пересыпанные нафталином, кринолины лежали тихо и беззвучно, как тюки шерсти. Он раздавался от моря до моря, над величественными горными цепями и цветущими долинами. Так что же это такое? Да всего лишь шуршание тысяч и тысяч пакетов с картофельными чипсами, что чьи-то руки снимали с полок супермаркетов. Это шуршание пластиковых мешков, в которые ставили банки с пивом и газировкой или кое-чем покрепче. Это шуршание газетных страниц, которые читатели жадно перелистывали в поисках спортивного раздела. Это шуршание банкнот, что переходили из рук в руки в обмен за билеты, которые шли раз в сорок дороже их номинальной цены, и двести миллионов долларов были поставлены на ту или другую из двух профессиональных команд. Это шуршала неделя Суперкубка, и в шорохе этом тонули рыдания бездомных, бессмысленное бормотание умалишенных, предсмертная агония жертв СПИДа и печально-позорные новости из Израиля, также известного как Палестина. Это шуршание заглушало собой рев лодочных моторов, ликующие вопли выигравших в лотерею, страстные стоны любовников, молитвы верующих в церквях и экзотические мантры, что часами нараспев повторяли завсегдатаи центров медитации. Заглушало оно и скрип по крайней мере одного ящика с бельем в комоде. В этом шуршании тонули коммерческие переговоры, университетские лекции, рэп, рок и регги, не говоря уже о тривиальных разговорах за обеденным столом. Из-за этого шуршания отменялись симфонические концерты, невесты переносили день бракосочетания. А те, кому не повезло появиться на свет 23 января, точно знали: в этот день о них никто не вспомнит – нечего даже надеяться. Недели шли, и шуршание раздавалось все громче и громче. Его теперь было слышно не только в Америке, но и во многих иных странах, хотя наибольшего уровня громкости этот звук достигал в Новом Орлеане, где, собственно, и предстоял розыгрыш Суперкубка. Здесь шуршание раздавалось намного громче, чем, скажем, в Угадугу, где болельщики, обычно разговаривающие на таких диалектах, как фулани или бобо, начинали истошно вопить «Гола! Гола!», сидя по телебарам крохотных тропических отельчиков.