Торжествующий разум - [9]

Узник открыл глаза. Он сделал первые движения, неподвижно проведшего ночь человека и неприятный, хоть и негромкий звук железных оков напомнил ему все то, от чего каждому попавшему в лапы закона хочется, так неистово и неудержимо хочется скрыться. Он был узник, известный разбойник, обреченный злодей Режерон. Но это было на этой земле, а на другой планете, где он родился и вырос, и где впервые и навсегда многое решил, он был обычным, живущим в обычном, до банальности скучном мире человеком. Земля, родина его прошлого и возможно мать его настоящего, лежала в миллионах световых лет отсюда.

- Проснулся? Вижу. Нет, ты доигрался, ты, безусловно, сам понимаешь, сам! Только ты виноват в этой глупейшей драме. Зачем ты влез в это дерьмо? Романтическое приключение?

Глаза удивленного Вирка радостно замерли на этом, невероятно как попавшем в его заточении, человеке. За исключением легкой прозрачности, в которой Вирк сразу узнал переданный на расстояние образ, облик силуэта был вполне обычным. Голубой камзол, украшенный скромными, но элегантными кружевами, черные ботфорты и изящно уложенные длинные белые волосы - все это в единой гармонии оттеняла особенные черты этого человека. У него был тонкий крючковатый нос, тонкие губы и уши. Глаза его, быстрые как молнии, ловили суть всего происходящего и моментально доносили до вспыльчивого ума значение каждого движения и каждой вещи.

- Эвил, я рад… - сам еще не постигая своего удивления, произнес Вирк. Его лицо стало от этого чувства невероятно светлым и чистым. - Когда вы освободите меня? Мне, знаешь, Вирк, тут не нравится.

- Ага, ему не нравится!? Соскучился по вольной жизни? Нет уж, дорогой друг, теперь посиди. Уж изволь, будет тебе наука. Впрочем, для дела это будет полезно, - Эвил еще раз яростно метнул молнии голубых глаз.

- Я действительно ничего с тобой не согласовал…

- Это признание ничего не меняет.

- Ну, раз ты так. Раз для дела нужно чтобы я торчал в этой грязной, дурацкой камере… Я готов. Я, черт возьми, на все готов. Нужно будет просидеть тут год, я просижу. Проторчу тут и больше, и даже вечность готов тут встретить.

- Павел, вы прямо как эта ваша возлюбленная… Как все ваши возлюбленные. Включая и ту черноволосую аристократку, ради которой, ставя под удар дело, вы идете на риск. Знаете, почему я не вытащу вас отсюда сразу? Мне хочется, чтобы вы подумали. Пораскинули так сказать мозгами. И еще. Пора тебе Вирк разобраться в феодальной психологии, и особенно в женской. Все эти приключенческие сказки засорили твое сознание.

- Сколько мне нужно будет тут пробыть? - успокоившись, и придав своему голосу и мимике ровное состояние, произнес Вирк.

- Здесь тебя продержат еще день, а через три дня под конвоем доставят в столицу. Дальше будет самое трудное. Будут допросы, возможно жестокие. Может, ты даже увидишь графиню Риффи? Впрочем, если у вас и будет встреча, то она не обрадует тебя. Дуракам наука.

- Хорошо. Спасибо что сказал, буду готов к такому развитию событий. Что будешь делать ты?

- А я займусь нашими общими делами, которыми, мой милый, вы обрекли меня заниматься одного. Вас они выпустят сами.

- Как это сами?

- Вот увидишь, сами. И я еще раз повторю, сами. Не без моей помощи разумеется. Еще вот что, все, что я буду делать на севере, ты сможешь видеть. Иначе говоря, события будут транслироваться в твою камеру, - при этих словах он улыбнулся как-то по-новому, даже по-доброму.

Свобода это не ангел, она - как учили еще стоики - заключена в самом человеке. Так думал не только Павел. В этом был убежден и Эвил. Так полагали все, кто по собственной воле или по воле событий был включен в единую и бесконечную борьбу за прогресс.

Еще тогда когда Павел был обыкновенным студентом, несколько необычным, но все равно еще только продуктом своей эпохи, детищем позднего капитализма на родной планете, он сделал выбор. Он сделал его, безусловно, сам - ошибутся те, кто думает, что истории нужны все и что к каждому в одно прекрасное, или даже печальное утро, могут прийти новые времена.

Павел. Его уделом долго было то, что так хорошо знакомо всем живущим в нашем мире. Он восхищался вещами, строил материальные планы, рассматривал людей как скопление материальных благ, был даже несколько эгоистичен. Был во всем типичным, за исключение жажды, воли неудержимого стремления постичь смысл жизни. Он боролся с собой и проигрывал, но с каждым поражением усилий изменить себя, изменив мир, он изменял себя. Преобразую течение событий до глубины смысла. Его восприятие становилось чище, добрее, смелее и радикальней. Он научился смеяться. Эта сложная наука, вершины которой открыл ему Эвил, сделала его со временем еще более иным. Он научился изменять себя.

***

Земля, как и многие другие населенные планеты (не стоит утверждать, что все) не была брошена в одиночестве своего бытия. Газетные и журнальные статьи, телевизионные фильмы и радиопередачи, кричавшие об НЛО, небыли так уж далеки от истины. Хотя искали они ее в другом направлении. Планета не жила сама по себе. Ей занимались. Осторожно, не вмешиваясь во все подряд. Занимались тонко и даже с юмором. Цель этой работы была проста: ускорить прогресс, не только научный, но и культурный, и социальный.