Торопись с ответом (Короткие повести и рассказы) - [34]
— Итак, молодые люди, вы совершили открытие, — сказал Алексей Алексеевич, садясь против них. Он сказал это совершенно серьезно, поудобнее устраиваясь в кресле и приготовившись слушать.
Женька молча протянул ему тетрадь, и Павел поспешил добавить:
— Исследование эффекта К. Внеплановая работа.
Почему он сказал, что внеплановая (хотя так и было) — ведь это уже не имело значения. От страха? Неуверенности?
Алексей Алексеевич, ни слова не говоря, уткнулся в тетрадь. Равнодушно и мерно, будто ничего не происходило, качался маятник больших стенных часов. Вправо-влево. Вправо-влево. Слабо пахло каким-то необыкновенным трубочным табаком.
Женька с независимым видом рассматривал гравюры на стенах.
Потом его взгляд скользнул по письменному столу, остановился на фигурке маленького бронзового человечка. Не хватало, чтобы он сейчас взял его в руки и начал рассматривать. С него станется.
Алексей Алексеевич (как он только ухитрился углядеть за Женькиным взглядом?) поднял голову.
— Интересуетесь? Что ж, Жак стоит того, — и снова впился в тетрадку.
Фигурка из старой, потемневшей бронзы резко выделялась на огромном пустом столе. Жак стоял с поднятой палкой, чуть наклонившись, вперед, готовый к нападению и защите. Гордый и непримиримый. Видно, он очень понравился Женьке, этот человек, а может, просто помогал сохранять выдержку, Женька не мог глаз от него отвести.
А старик все читал, неторопливо перелистывая страницы.
Вправо-влево. Вправо-влево — отсчитывал секунды маятник. По одной капле. Интересно, за сколько времени можно набрать стакан воды, наполняя его по одной капле в секунду? И какого порядка будет число, определяющее количество капель в стакане?
И вдруг Алексей Алексеевич швырнул тетрадь.
— Каковы, а? — вскричал он.
Они ждали чего угодно, только не этого. Взял да и швырнул!
— Вечерние забавы приготовишек, — выдавил из себя Павел.
— К тому же бездарных, — поддержал Женька.
— Обыкновенные троглодиты, — продолжал Павел.
— Только и всего, — завершил Женька.
— Неплохой дуэт, — сказал Алексей Алексеевич и нагнулся за тетрадью. Он с трудом дотянулся до нее, но ни Павел, ни Женька даже не пошевелились, чтобы помочь ему. Им не хотелось даже притрагиваться к ней, к этой жалкой ученической тетрадке, опозорившей их.
— Неплохой дуэт, — повторил он, доставая тетрадь.
— Мы и то… — тут же откликнулся Павел. — Не податься ли нам на эстраду, а? Как ты, Эжен, — не против?
— Я — всегда, пожалуйста, — ответил Женька. — Могу фокусы показывать. Могу и так…
— Фокусы, фокусы, — пробурчал Алексей Алексеевич, перелистывая тетрадь. — Это похоже на открытие — вот что! Если только верны исходные данные. Впрочем, данных у вас маловато, и выводы носят частный характер. Но все равно — логика, построение… Кто знает, может быть, это лучшее, что вы сделаете в своей жизни…
Он сказал это тихо, словно самому себе, а когда поднял глаза на Павла и Женьку, неожиданно громко скомандовал:
— Одевайтесь! Живо!
— В милицию поведете? — спросил Павел.
— В Пампасы! На абордаж! В ресторан!
— А Марина? — сказал обнаглевший Павел.
— Какая Марина?
— Вечно женственное начало.
— Пусть будет так, — милостиво согласился Алексей Алексеевич.
— Мы заедем за ней. Нам по дороге, — сказал Женька.
Почему Павел вспомнил о Марине? Хотел, чтобы она была свидетельницей их торжества, его торжества? Или он это сделал для Женьки, потому что Женька никогда бы не решился предложить это сам?
Может, с того вечера все и началось?
Дождь не переставал. Заметно потемнело, хотя до вечера было далеко. Павел встал, открыл окно. Вместе с шумом дождя и влажным воздухом в комнату ворвался острый, терпкий запах отцветающих лип. Надо было открыть окно раньше — все равно вода не попадала на письменный стол.
Дождь был прямым, без ветра, и вода со звоном, сильной, ровной струей стекала из желобов на асфальт. По двору, накрывшись одним плащом, пробежали две лаборантки. В углу, у противоположной стены, запенился ручей. Там, наверно, лежал камень.
Павлу захотелось вдруг, как в детстве, в одних трусиках поплясать под дождем. Плясать — и кричать от восторга. Он протянул руку в окно — дождь был теплый и мягкий.
Может, и правда с того вечера все началось? Они долго не могли никуда попасть — не было свободных мест. Шеф вел себя, как мальчишка, вызывал метрдотелей, демонстрировал свое могущество.
Павел острил, и Марина смеялась. Он был в ударе — у него здорово получалось. Марина смеялась, а Женька мрачнел.
Войдя в зал, уставленный столиками, за которыми сидели, шумно разговаривали, чокались, смеялись разгоряченные от духоты, еды и пития люди, Алексей Алексеевич усмехнулся:
— То, что нам нужно. Антиакадемическая атмосфера.
Кивком головы он подозвал метрдотеля:
— Пожалуйста, усадите нас.
— Свободных мест нет, — сухо сказал метрдотель. — Много гостей. Суббота.
Метр был очень важный, в безукоризненно белой манишке, с седеющей головой, с тщательно выбритым лицом, на котором застыло несколько загадочное выражение замкнутости.
— Объективная закономерность, — заметил Павел. — Суббота. Закон Гей-Люссака.
— Что вы сказали? — повернулся к нему метрдотель, слегка подняв брови.
В повестях и рассказах С. Смоляницкого действуют и живут, на первый взгляд, далекие друг от друга и разные люди — летчик-штурмовик, офицеры и солдаты Отечественной войны, молодой ученый шестидесятых годов, журналист, рабочий и др. Разные по характеру, судьбе, жизненному опыту… Но всех их объединяет глубокое чувство общности со своими товарищами и с Родиной, чувство долга и ответственности перед обществом и страной. Они напряженно размышляют о жизни, своем месте среди людей. Автор показывает своих героев в острых драматических ситуациях, в такие часы и минуты, которые определяют порой всю дальнейшую жизнь.
Повесть о великом педагоге, ученом, мыслителе Яне Амосе Коменском.
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
Семнадцатилетняя Наташа Власова приехала в Москву одна. Отец ее не доехал до Самары— умер от тифа, мать от преждевременных родов истекла кровью в неуклюжей телеге. Лошадь не дотянула скарб до железной дороги, пала. А тринадцатилетний брат по дороге пропал без вести. Вот она сидит на маленьком узелке, засунув руки в рукава, дрожит от холода…
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.Собрание сочинений в десяти томах. В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», «В камнях», «На рубеже Азии», «Все мы хлеб едим…», «В горах» и «Золотая ночь».
«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».