Торквемада - [4]

Шрифт
Интервал

Час спустя они остановились на постоялом дворе. Хозяин, с которым Альваро был знаком не один год, узнал Торквемаду и сразу стал сдержанным и отчужденным. Они ели в общем зале, но глухая стена отделяла их от остальных гостей — те с их появлением заговорили шепотом. Альваро подумал, что впервые путешествует с Торквемадой с тех пор, как тот стал инквизитором. Он почувствовал непонятную жалость к приору — Торквемада ел мало и почти все время молчал.

На следующий день в голубом небе сияло солнце, легкий ветерок навевал прохладу. Настроение у Альваро поднялось, и они с Хуаном, сидя в седлах, распевали песни. Торквемада слушал и улыбался. Они остановились перекусить у обочины; их трапеза состояла из купленных на постоялом дворе вина и мяса. Затем они продолжили путь. В те времена на этой дороге из Севильи в Сеговию жизнь кипела. Тянулись длинные караваны навьюченных лошадей, при торговцах была вооруженная охрана — пятеро людей в легких доспехах охраняли каждое животное с поклажей. Встречались также и монахи, в том числе нищенствующих орденов, священники и даже один епископ — он путешествовал с великой пышностью в окружении тридцати слуг на конях, ослах и мулах. Попадались на этой дороге акробаты и фокусники, а однажды повстречался отряд из двухсот королевских солдат, направлявшихся охранять границу от мавров.

За время путешествия они привыкли друг к другу, стали непринужденнее, свободнее разговаривать, даже суровая маска Торквемады понемногу разгладилась. Он сидел с ними, когда они готовили еду на костре у обочины. Разминал ноги на постоялых дворах, прислушиваясь к разговорам и историям, и чем дальше они отъезжали от Сеговии, тем меньше встречалось людей, которые узнавали его. Они с Альваро предавались воспоминаниям о прошедших днях, и Хуан почтительно внимал им.

Но вот наконец, преодолев очередной подъем, они увидели перед собой стены Севильи.

На следующий день Альваро и Хуан, надев лучшие свои одежды, проследовали по улицам Севильи во дворец Фердинанда и Изабеллы. В рейтузах и камзолах, легких доспехах из полированной стали с позолоченным орнаментом — ими можно было залюбоваться. Настоящие высокородные испанцы. Во дворце их сразу узнал и тепло приветствовал дон Луис Альвадан, личный секретарь королевы Изабеллы. Он лично встречал гостей из Сеговии, чтобы они не затерялись в суете и суматохе дворцовой жизни. Хуан никогда прежде не был при дворе и теперь взволнованно и восхищенно взирал на толпящихся тут рыцарей, дам, посланников, купцов, герцогов и графов.

По пути к покоям Изабеллы дон Луис сказал Альваро, что их приезд пришелся как нельзя более кстати. Королева, по словам дона Луиса, обсуждает одно важное дело с генуэзским мореплавателем по имени Христофор Колумб. Он намерен открыть новые торговые пути, которые, возможно, принесут Испании большую выгоду. Одни поддерживают его затею, другие считают его план сущим безумием. Подходя к комнатам Изабеллы, дон Луис понизил голос, затем резко оборвал свой рассказ. Он остановился на пороге королевских покоев и застыл в ожидании, Альваро и Хуан стояли рядом.

Альваро, с любопытством оглядев комнату, перевел взгляд на королеву. Дворец перешел к испанцам совсем недавно, и они только осваивались здесь — почти как люди на постоялом дворе. В комнате Изабеллы были высокие сводчатые потолки в мавританском стиле, мавританские колонны и арки. Знамена и ковры Кастильской династии украшали каменные стены, на полу был сооружен деревянный помост — так, чтобы кресло королевы находилось на возвышении. На помосте стояли два кресла и стол — сейчас над ним склонилась королева, она всматривалась в карту. Рядом с ней, очевидно, стоял Колумб. Это был высокий изможденный человек лет под сорок, его осунувшееся лицо казалось вдохновенным. Даже в присутствии королевы он не мог ни таить, ни сдерживать свою увлеченность.

Последний раз Альваро видел королеву два года назад. Этой необычной, сдержанной, деспотачной и на удивление неженственной женщине, умевшей, однако, быть нежной и очаровательной, исполнилось к этому времени тридцать четыре года. Альваро понял, что она их заметила. Тем не менее она не подняла глаз, а ее властный голос звучал нетерпеливо и раздраженно:

— Ну зачем мне она, сеньор Колумб? Это какое-то наваждение. Ваш голос и во сне не дает мне покоя. Ну зачем, зачем мне империя? Испания и так большая страна, к тому же часть нашей священной земли до сих пор в руках мавров.

— Виноват, Ваше Величество, — отвечал Колумб, — я ненавижу себя за то, что не могу согласиться с вами. И все же, моя королева, разве можно заключить в темницу человеческие мечты?

— А я запрещаю вам мечтать?

— Мечта — ничто, Ваше Величество, ее воплощение — все. Вы королева великой страны. Я предлагаю вам целый мир, империю, где вы будете императрицей.

— Я обсуждала ваш план с учеными людьми, со многими учеными людьми, и вы это знаете.

— Ученые люди! — вскричал Колумб. — Бог мой, что могут знать ученые люди? А с моряками, рыбаками вы говорили? Ваше Величество, я ничтожнейший из смертных и все же осмелюсь сказать вам, что морякам давным-давно известно, что Земля круглая. В этом нет ничего нового. Слышали вы когда-нибудь выражение — уходит за горизонт? Так говорят про корабль, у которого видны только мачты и паруса, а корпуса не видно из-за того, что Земля круглая. Слышали ли вы об этом? Я склоняю голову перед вами, вы — королева Испании, а я никто. И все же…


Еще от автора Говард Мелвин Фаст
Спартак

История гладиатора Спартака, его возлюбленной Варинии и честолюбивого римского полководца Красса. Непреодолимая тяга к свободе заставляет Спартака поднять легендарное восстание рабов, ставшее важнейшей вехой мировой истории.


Муравейник Хеллстрома

В книгу вошли: научно-фантастический роман видного американского фантаста Фрэнка Херберта, рассказывающий о невероятном и успешном эксперименте по превращению людей в муравьев, а также разноплановые фантастические рассказы Говарда Фаста.


Мои прославленные братья Маккавеи

Роман «Мои прославленные братья» (1949) признан одной из лучших художественных книг об истории еврейского народа. Говард Фаст рассказывает в нем о восстании Иегуды Маккавея против сирийско-эллинских правителей Древней Иудеи.Роман, который в советское время вышел только однажды в самиздате и однажды в Израиле, сыграл известную роль в процессе возрождения национального самосознания советского еврейства. В восстании Маккавеев видели пример непримиримой борьбы за национальную и культурную независимость, с одной стороны, и за право жить полноценной жизнью на исторической родине своего народа — с другой.Мы предлагаем читателю роман Говарда Фаста «Мои прославленные братья» в дивном переводе Георгия Бена.


Холодный, холодный бокс

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Первые люди

Проводится эксперимент: среди людей искусственно выводят «человека плюс». Это дети, они живут единой семьёй в резервации. Несколько лет спустя дети подросли и поняли, что окружающий мир всегда будет настроен против них…© Ank.


Как я был красным

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.