Топор гуманиста - [15]

Но едва я прочел про каких-то сектантов, самовольно захвативших муниципальные дома, предназначенные на слом, как появилась госпожа Федорчук.

– Я вижу, вы решительно собрались ждать. Давайте тогда ко мне.

– Да не стоит хлопот. Я привык к засадам и схронам, приходилось и по шею в сугробе сидеть.

– Ну, устройте засаду в моем доме.

Ладно уж, чего мне упираться, если человек сочувствующий попался. Перебрался я на гостинный диванчик в ее дом. Посмотрел настенную фотографию ее папаши. Не похож на советского военнопленного. Стоит молодой щекастый хлопец в какой-то странной форме с трезубцем на околыше – похоже, бандеровец. И чего это дочке украинского национал-фашиста приглянулась моя Рита Шигимонт-Микитов-Фейгина? Может, и в самом деле "розовые" они, продолжательницы дела Сапфо и женского населения острова Лесбос.

Сижу я, телек канадский поглядываю вполглаза. Там новости из Москвы, диктор нахваливает преобразования, мне же ясно, что "чикагские мальчики" обосрались. "Эффективные собственники" так народным имуществом распорядились, что заводы легли; всё, что поликвиднее утекло за бугор, а работяги сидят по полгода без зарплаты. В Америке с деньгами, конечно, получше, поскольку она долларами снабжает весь мир, а тот, дурак, берет и дает ей за зеленую бумагу все, что она пожелает. Но либералы и здесь хотят рассупонить народ, то есть, чтоб бабы не рожали, мужики трахали друг дружку, а вместо заводов расцветала сфера услуг.

Тем временем немолодая дама принесла мне кофе с бисквитом.

– Послушайте, мисс Федорчук, кому надобна славистика, если сама Россия здесь никому не нужна?

– В конце концов, нашему или там американскому правительству важно знать, насколько можно русских прижать, когда они взорвутся. Для этого годится и изучение литературы, даже классики… Выпить не хотите ли?

– А как же. Смирновской.– я принял стопку и спросил.– А почему здесь вообще считают, что мы отличаемся от американцев и канадцев настолько, что нас надо изучать под мелкоскопом?

– Отличие большое. В Америке уважают незаметную власть, которая как можно меньше сует нос в ваши дела. В России любят власть, которое засовывает нос в каждую дырку. Это называется – забота о человеке.

– У нас территория обширно-холодная, во многих регионах просто так не посеешь, не пожнешь и продукт не довезешь; да еще регулярно разные чужеземные орды набеги на нас устраивают. Потому люди на власть надеются, что защиту обеспечит, дороги и заводы построит… И про банкиров вы забыли. Они и есть ваша истинная западная власть и им другая власть не нужна, особенно такая, что поперек их воли чего-то станет делать.

Собеседница поморщилась.

– Но есть и общее между людьми там и здесь, господин Шигимонт-Микитов. И там, и здесь люди одиноки, они боятся, что постепенно исчезают из мира, что, в конце концов, от них ничего не останется, кроме кучки удобрений.

Тут я принял еще стопку и очень мне захотелось узнать, за что госпожа Федорчук мою жену привечать стала.

– Рита вам в чем-то помогает?

Хелен неожиданно зарумянилась, хотя и самую малость. Но вместо ответа раздался звонок. Госпожа Федорчук взяла трубку и тут же передала мне.

– Это – Маргарита. Она так быстро говорит, что я не въезжаю в смысл.

Я приставил трубу к уху и услышал пьяную скороговорку. А смысл был таков: Хожа веселился с Ритой, но потом куда-то запропастился вместе с машиной, а вместо него появились незнакомые негры, которые ее не выпускают. Жена успела дать координаты и тут же связь прервалась.

– Я должен ехать, госпожа Федорчук.

– Извините, я все слышала по параллельному телефону. Как же вы управитесь с этими афроканадцами?

– Хрен его знает. Порву тельняшку на груди, а там видно будет.

Хелен вышла в соседнюю комнату и вернулась с бумажным пакетом, в котором покоился револьвер тридцать восьмого калибра.

– От друга осталось,– пояснила мисс Федорчук зачем-то.– Он погиб на Ближнем Востоке десять лет назад.

Я сунул револьвер в карман куртки, предварительно проверив наполнение барабана. Неизвестно мне, какие тут правила ношения оружия, свободные или не очень, но голыми руками разве что задницу вытирать. А вооруженной десницей я уже и покарать сумею.

– Эта хлопушка пригодится, чтобы негров распугать. А Усманову я оторву яйца без помощи револьвера, сразу оба, пусть на меньшее теперь не расчитывает.

В углу рта у дамы появилось некоторое подобие улыбочки. Впрочем, некогда было мне ее рот рассматривать – я уже отчалил по указанному адресу.

Чем дальше я отъезжал от центра, от ухоженных кварталов, тем более у меня настроение в минус. А в итоге попал я на неблагополучную окраину Питтстауна. Диспозиция была такова. Река вяло тянула свои серые воды к океану, к ним примыкали заброшенные лесные причалы, за которыми мрачнела вереница зданий, больше похожих на пакгаузы. Вскоре по обилию черных, желтых, серо-буро-малиновых физиономий, я понял, что это общаги, в каковых иммигранты проживают. Нельзя сказать, чтобы я изначально плохо относился к этим товарищам. Я сам был пришлец-беглец вроде них. Но мне не нравилось то, что канадский бюрократ не видел никакой разницы между мной и ними.