Топало - [17]

— Что-то никаких странностей я не замечаю, — сказал папа.

— Это вы не замечаете, а я замечаю, потому что живу напротив!

— Так какие же странности? — спросила мама.

— А чьи это тапочки, большие и дырявые? — спросил Федулин. — И почему девочка с ними ходит? Это разве не странность?

Мама, как и папа, пожала плечами.

— Странно, конечно, — неуверенно сказала она.

— Вот видите — и вы произнесли «странно». Не хотели, а произнесли!

— Дались вам эти тапочки, — зевнул папа.

— И не только тапочки… — Федулину хотелось поведать о многих странностях, которые он замечал в каюте номер сто два, но ничего определенного сказать не мог. То ему слышались какие-то непонятные шаги (выглянет из каюты — никого нет), то некий скрипучий голос. Что-то все ему слышится, слышится… А что — непонятно.

Родька внимательно слушал разговор. Неужели Федулин подозревает? Хотя представить, что в каюте напротив едет домовой, он уж никак не может.

Так ничего и не объяснив толком, Федулин ушел расстроенный.

— Я не приду к завтраку! — предупредил он. — Аппетита нет.

— Давайте и мы будем пить в каюте чай, — предложил Родька. — Папа говорит, много есть вредно, растолстеем за восемнадцать суток.

Папе ничего не оставалось, как поддержать Родьку. Мама сказала, что все зависит от нервной системы — кто толстый, кто тонкий. Если папа не будет есть даже целыми днями, то все равно не похудеет, потому что он совершенно спокойно ко всему относится, а она, сколько бы ни ела, все равно толстой не будет, потому что любая мелочь на нее действует.

— А я? — спросил Родька. — Буду толстый или тонкий?

— Ты весь в меня! — вздохнула мама.

Теплоход плыл по Волге к Каспийскому морю, а они сидели в каюте и пили чай. Папа при этом читал книгу «Пейзаж будущего». Он и в отпуске не забывал, что должен написать статью «Человек — преобразователь природы».

— Что-то нам Павел Михайлович такое загадочное хотел сообщить, но так и не сообщил, — сказала мама. — Некую тайну дырявых тапочек.

— Я знаю эту тайну, но не скажу! — заявил Родька.

— Может быть, она украла эти тапочки? — в шутку спросила мама.

— Зачем ей красть, да еще дырявые! — засмеялся Родька. — А вам не пришло в голову, что они едут не вдвоем, а втроем?

— Что не пришло, то не пришло, — сказал папа, не отрываясь от книги. — И кто же третий?

— Это и есть тайна!

— Наверное, какой-нибудь преступник, и они его прячут в каюте, — сказала мама.

— Смеетесь! А его и прятать не надо. Он — невидимый!

— Это не тот ли самый домовой, с которым ты познакомился? — спросил папа.

— Тот самый!

Родька понял, что опять проболтался. Ни слова больше от него не добьются.

А родители и не собирались донимать его расспросами. Детская психология им была понятна: дети выдумывают разные истории и в них верят. Им, взрослым, в детские игры уже не играть. А иногда хотелось бы вот так же, как Родька, поверить, что на теплоходе едет невидимка. Папа даже вздохнул. Да и маме что-то взгрустнулось.

Настоящий друг

Теплоход сбавил ход и стал медленно поворачивать к берегу. Пассажиры уже облепили правый борт, ожидая причала. Объявили стоянку сорок минут.

— Желающие могут искупаться!

Родька с Зойкой, конечно, были желающие. Они с нетерпением вглядывались в приближающуюся пристань. Небольшой городок, раскинувшийся на берегу, спускался своей прибрежной улицей прямо к реке.

— Мама наказала Топало, и он будет до вечера сидеть в каюте, — грустно сказала Зойка.

— За что?

— За то, что в тапочках гулял.

— Очень ему нужно в каюте сидеть. Если его закроешь, он сквозь стену пройдет, — уверенно сказал Родька.

— Какой ты смешной. Топало не ходит сквозь стены. Он такой же, как мы, только невидимый. Ну, может, не совсем такой, но все равно такой.

— Ну, какой такой? — с любопытством спросил Родька. — Мне кажется, он с бородой и огромного роста.

— Он красивый, — улыбнулась Зойка. — Глаза черные, усы черные, кудри черные. И среднего роста.

Родька хмыкнул:

— Откуда ты знаешь, если никогда не видела?

— Вот и знаю.

Теплоход осторожно подходил к пристани, примеряясь, как бы помягче прижаться боком к дебаркадеру.

Матросы бросили на дебаркадер канаты, там их поймали, зацепили, и теплоход, дернувшись, остановился.

«Такого большого, и привязали!» — подумала Зойка, наблюдая, как натягиваются канаты.

— Я все-таки уговорю маму, чтоб отпустила Топало, — шепнула она Родьке на ухо. — Подожди меня на берегу.

На небольшой площади, в ожидании теплохода, заранее заняли свои места торговцы ягодами, огурцами, свежей и вяленой рыбой. Как только появились пассажиры, тут же рынок ожил, зашумел. Недалеко от пристани был дикий пляж. Мельниковы и многие другие пассажиры направились туда.

— А вот и мы! — Зойка нагнала Родьку. — Я и Топало. Мама его простила. А сама она не хочет купаться.

Родька на ходу снял футболку. Зойка тоже стащила сарафанчик.

— Какой ты белый! — Зойка хлопнула его по спине. — Солнце к тебе плохо пристает.

По сравнению с ее коричнево-золотистой спиной Родькина спина и правда выглядела белой, не говоря уже про живот.

— А я с бабушкой на сенокосе так прямо сгорела!

Вечером меня бабушка всю-всю сметаной вымазала, чтоб кожа не сошла. Знаешь, какая я смешная была!