Тоомас Линнупоэг - [8]

— А ты меня не обманываешь? — спросил Тоомас Линнупоэг. В последнее время он относился к девчонкам с недоверием.

— Ну что ты! — возразила Вийви. — Я тебя никогда не обманываю.

— Хорошо, пусть будет так, — Тоомас Линнупоэг махнул рукой и начертал большими четкими буквами:

«PER ASPERA AD ASTRA»

Внизу Тоомас Линнупоэг подписал свое имя, затем подписалась Вийви, а за нею и все остальные, но никто не знал, что означает эта таинственная фраза. Не знала и Вайке Коткас, хотя она и интересовалась иностранными языками. Зато знал ее отец, он сказал, что «Per aspera ad astra» означает «Через тернии к звездам».

Тоомас Линнупоэг на уроке пения

На следующее утро Тоомас Линнупоэг, выйдя из дому, встретил дядю Беньямина с Мурьяном. Тоомас Линнупоэг быстро поздоровался — он был вежливый мальчик — и хотел было прошмыгнуть мимо: Тоомас Линнупоэг еще помнил недавнее прискорбное происшествие, но дядя Беньямин ухватил его за пуговицу пальто.

— Тоомас Линнупоэг, — спросил дядя Беньямин, — почему это ты всегда спешишь?

— Но ведь мне надо в школу, — ответил Тоомас Линнупоэг, пытаясь освободиться.

— Когда я ходил в школу, мне тоже вечно было некогда, — сказал дядя Беньямин. На его лице появилась мягкая улыбка. — Ох, какими озорниками были мои мальчики, — продолжал он. — Когда я смотрю на тебя, Тоомас Линнупоэг, мне сразу вспоминаются мои мальчики. Знаешь, что они со мною вытворяли?

Тоомас Линнупоэг не знал. Тоомас Линнупоэг и не хотел знать, что вытворяли с дядей Беньямином его мальчики, которые теперь стали такими большими, что годились Тоомасу Линнупоэгу в отцы.

— Они совали в мои карманы мусор.

— Мусор?! — удивился Тоомас Линнупоэг и позабыл, что спешит.

— Да, да. Старые перья, клочки бумажек, промокашки. Стоило мне пойти между рядами парт, как они все это тайком засовывали в мои карманы. Думали, я не вижу. Но я-то видел. После уроков выворачивал карманы и все выкидывал.

— Дядя Беньямин, у вас, наверное, были большие карманы?

— Хе-хе-хе-е! — Дядя Беньямин от души рассмеялся. Когда дядя Беньямин заговорил о своих мальчиках, в нем проснулся бывший учитель, и он тут же спохватился, — ведь Тоомас Линнупоэг должен идти в школу!

— А теперь беги, мой юный друг, — сказал дядя Беньямин, и Тоомас Линнупоэг побежал. Вернее, Тоомас Линнупоэг поехал на автобусе, но какая разница — значит, автобус бежал вместо него.

Тоомас Линнупоэг подоспел к дверям класса одновременно с учительницей пения, чуть было не сбил ее с ног и быстренько слился с классом, то есть начал вместе со всеми греметь откидной доской парты.

Учительница пения некоторое время молча слушала грохот, отчего ее и без того плохое настроение стало еще хуже, затем желчно спросила:

— Вы хотите доказать мне, что наша школа преобразована в детский сад?

— Да, — ответил Тоомас Линнупоэг с невинным видом. Действительно, почему бы сегодняшним ученикам не стучать откидными досками, если в прежние времена их отцы засовывали в карманы учителям мусор?

— Я вижу, Линнупоэг, ты рвешься отвечать. Так и быть, выходи вперед, — сказала учительница, — а поскольку детишкам из детсада непривычно петь в одиночку, мы вызовем еще кого-нибудь. — И учительница вызвала…

…Майю.

Тоомас Линнупоэг ничего не имел против пения, Тоомас Линнупоэг ничуть его не боялся, в этом деле он был мастак. Даже, пожалуй, пел получше других. Но Тоомас Линнупоэг вовсе не был уверен, хочет ли петь Майя. К тому же, учительница была к Майе несправедлива, Майя вовсе не стучала откидной доской, Тоомас Линнупоэг это прекрасно видел. Поэтому он начал протестовать против вызова Майи.

Учительница пения шла в класс с совершенно другими намерениями, она собиралась посвятить сегодняшний урок разучиванию новой песни, — но не могла же допустить, чтобы подрывали ее авторитет! Тоомас Линнупоэг и Майя должны были петь, если они хотели остаться учениками этой школы.

Тоомас Линнупоэг пошел навстречу желанию учительницы и начал бодро и бесстрашно петь. Но, к сожалению, он забыл одну мелочь, одну достаточно важную мелочь, а именно, — что Майе пение не дается, она фальшивит и оттого всегда старается петь как можно тише. Вначале лицо Тоомаса Линнупоэга сияло от счастья, — ведь он поет с Майей на пару! — и Тоомас Линнупоэг пел во весь голос, словно идущий на битву древний богатырь. Но когда Тоомас Линнупоэг пропел уже половину песни и все еще не слышал рядом с собою ломкого сопрано Майи, он стал проявлять к Майе повышенную чуткость, и это была ошибка, которую Майя ему не простила: Тоомас Линнупоэг сбавил громкость, чтобы не заглушать голоса девочки. Такой знак внимания до того напугал Майю, что она, в свою очередь, запела еще тише. Когда же Тоомас Линнупоэг снова попробовал подладиться под ее голос, Майя просто-напросто умолкла. Как закрыла рот, так и не открывала его больше.

В глазах учительницы пения это было не что иное, как валяние дурака, и она выставила Тоомаса Линнупоэга и Майю из класса.

Хотя Тоомасу Линнупоэгу уже исполнилось пятнадцать, он был все еще чрезвычайно наивен: он возомнил, будто совместное изгнание его и Майи из класса послужит их сближению.

— Гадкий мальчишка! — сказала Майя, когда они очутились за дверью, и повернулась к нему спиной. — Из-за тебя меня выгнали из класса.