Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости - [10]

Людмила Дайнеко была тогда начальником отдела ценных бумаг, и он выручил ее, передав часть своего дохода. Она серьезно прокололась, и бог знает, какие ей грозили неприятности, но они все решили. Да, Людмила Николаевна совсем уже не та, что была раньше. Ну да ладно.

Его беспокоил этот утренний розовый пакетик. Что-то произойдет. Надо быть максимально осторожным. И внимательным. Со сделками вроде все нормально. Надо проверить все «хвосты».

Странная эта Иртышева. С чего же все началось? И чем закончится?

Саша посмотрел на прибитую водой к берегу грязную пластиковую бутылочку. Так, наверно, смотрит властелин мира на никчемную вещь. И вдруг молнией пронзила мысль: «А ведь годы-то идут. Надо выбиваться в руководители. Весь в долгах-кредитах, как в шелках. Надоело это все вошкание за копейки. Хотя, с другой стороны, отнюдь не за копейки. Да и в начальники выбиваться как? Левандоса куда-нибудь разве можно сдвинуть? А Дайнеко? За свое бы удержаться. Да, заменяешь Леванченко во время отпуска. Несколько раз был на совещаниях у Председателя. И что? Да ничего». В этих, не слишком веселых раздумьях, он повернулся и зашагал обратно, в «логово».

Дилерский зал встретил Игнатьева густым спертым воздухом. Потихоньку собирался после обеда народ. Максимов, придя, зачертыхался по этому поводу и сразу же открыл окно. Фадеев, сидевший по ходу исходящих из окна воздушных масс, и у которого от этих проветриваний «прихватывало» спину, был всегда и категорически против.

– Ну чего ты расхлебянил окно? Тебе, что, жарко? Только с улицы пришел, – с этими словами он глухо бухнул стеклопакетом. Скрипнула защелка, окно закрыто.

– Как же ты достал уже, – Максимов снова двинулся к окну, – сколько можно дышать говном этим? Выйди и погуляй где-нибудь.

– Меньше потей, Миха. И сам иди гуляй. А у меня дел до хера, – Толик тоже рванул в сторону окна.

– У нас действительно нечем дышать. Ну, давайте, хоть на пятнадцать минут откроем, – к дискуссии подключался Свистунов.

– Как вы меня заебали. Что ж вы за люди-то такие? – Фадеев не сдавал позиции, – вам воздуха мало, а мне здесь сидеть. Ты потом спину мне лечить будешь?

– Это ты нас всех достал. Сколько можно в этом «лайне» сидеть? На перерыве не открывали и сейчас тоже. Надо проветрить, – Валера Корсун тоже решил присоединиться к блокаде.

Фадеев выругался, схватил какие-то бумаги и вышел из зала.

Саша смотрел графики по курсам валют. Евро крепло по отношению к доллару. Поскольку рубль напрямую завязан на евро, он тоже потихоньку подрастал. Скоро должна открыться Америка. Нужно было подписать пару бумажек у Дайнеко. Саша поднялся и передал их на визу Леванченко. Тот сделал важное лицо, глянул на большой монитор спутникового телевидения, висевший на стене и транслирующий новости. Как-будто там был ответ.

Завизировал. Саша направился в приемную. Он прошел по коридору и приоткрыл дверь.

– Здравствуйте, девушка, – в маленькой приемной приятно пахло кофе.

– Здравствуйте, мужчина, – секретарь Дайнеко Инна устремила на него свой взгляд.

Инна была симпатичной, роста чуть выше среднего, двадцатичетырехлетней дивчиной, олицетворявшей, по мнению Саши, современность и прогресс.

Всегда модно одетая, с идеальным маникюром, уделяла внимание деталям, браслеткам, часам, другим приятным мелочам, которые выделяли ее из толпы. Острая на язык, без капли стеснения, она всегда была «на волне». И знала, чего хотела. Инна нравилась Игнатьеву.

– Ну как тут у вас дела? – он сел на приставной стул рядом со столом.

– Да так, то то, то сё, – протянула Инна, – хороших людей мало заходит, и те не все пользуются дезодорантами.

– В смысле?

– Да мне тут такой «лаванды» нанесут… и сидят здесь, уходить не хотят. Саша поежился. Вроде у него с этим все в порядке. Инна улыбнулась.

– С твоим Хьюго Боссом, Саша, все чик-пик.

– Как настроение у… – Саня глазами показал на дверь кабинета зампреда, – сегодня с утра было не очень.

– А когда оно было очень?

– Ну, когда-то было, поверь мне.

– То кофе горький, то чай горький… сегодня горький день, – Инна наклонилась чуть ближе к Саше, – говорит недавно: «Почему кофе такой горький?»… ну какой может быть кофе, если в него сахар не ложить?

– Не класть.

– Ну не класть… или не ложить… Ладно тебе… Или чай зеленый… Он когда остынет, то горчит.

– А ты не пробовала Дайнечке сахар предложить? Нате, мол, сахарку, Людмила Разлюдмиловна… без кофе. Он точно не горчит. Пару ложек – и Максим Горький превращается в Иосифа Сладкого.

Инна улыбалась. Саша в который раз подумал, что нехило бы было «закрутить» с ней.

– А, шутник, зачем пришел вообще?..

– Да на тебя посмотреть. Уж очень хороша собой, ты, девица. Ну и пару, вот, бумажек подписать…

– Срочно?

– Да нет.

– Может, кофейку сделать? – в глазах Инны мелькнул огонек.

– Да нет, спасибо. Тут нормально не попьешь. Беготня одна. В другом месте надо пить. Организуем? – Саша хитро улыбался.

– Не против.

Тут в приемную зашел Фадеев. С целой пачкой бумаг.

– Инночка, я прошу тебя, срочно вот это все нужно подписать, – и он демонстративно сделал жалобное лицо.

– Зайди через пятнадцать минут – будет подписано, – и голос, и лицо Инны стали равнодушно-строгими.