Тонкий слой лжи - [25]
Бакстер широко улыбнулся:
- Что это?
- Письменное признание под присягой с моей подписью. Тут все, что тогда произошло с нами, в подробностях. Крючкотворы называют аффидевит. Я здесь не случайно. Искал тебя, чтобы отдать. Это бумага отмоет тебя до бела. Ничего и не произошло по существу… так дурацкие шутки…
Манчини отколупнул кусок грязи от засаленных, вечность не глаженных брюк.
Бакстер пробежал бумагу. Отер лоб салфеткой. Бог мой! Все, как и рассказал Билли, слово в слово: подмена, укол, кукла, кража из морга… С такой бумагой он поднимется вновь. Даже, если только продаст право на описание своей жизни газете или кому из писак. Правда Манчини крышка. Лет на…
Бакстер вздохнул, посмотрел прямо в глаза Билли, аккуратно перегнул бумагу пополам, разорвал раз и еще раз, опустил клочки в пепельницу.
Впервые в глазах Манчини мелькнуло облегчение. Прощен!
Бакстер кивнул на улицу.
- Смотри, какой денек. Жарища. У нас тут пляж неподалеку Не хочешь? Купнемся. Потянем пивка…
Манчини спрыгнул с круглой, обтянутой кожей шляпки, ладошки молитвенно сложились.
- Согласен.
Бакстер, выходя, шепнул пару слов бармену. Шли молча. Каждый думал о прожитом и плакал и смеялся, только в себе, никому не показывая вида, поди догадайся, что там у них внутри. Обычное дело: двое мужчин средних лет отправились на пляж в солнечный день.
Часа через три распрощались. Манчини хотел спросить: не таишь зла? Не стал. И без того понял: прощен. Он потер заросший подбородок, помялся:
- Не одолжишь две-три сотни? Отдам непременно.
- Какие разговоры. - Бакстер обнял Билли. - Сейчас не могу. Будут через день-другой. Дай адрес, переведу.
Манчини протянул карточку с адресом, еле слышно проговорил:
- Пиши.
Бакстер перед тем, как двинуть в центр, хлопнул Манчини по плечу, смеясь сказал:
- Не думай ни о чем. Живи спокойно. Ничего и не было. Как ты сказал однажды: ни-че-го!
Крохотная фигурка Манчини скрылась за поворотом. Бакстер вернулся в бар, подошел к стойке, наклонился к оттопыренному уху толстяка в белом пиджаке:
- Тэдди! Верни-ка мне те бумажки, что я швырнул в пепельницу.
Бармен расплылся. Бакстер сунул бумажки в карман, туда, где уже лежала карточка с адресом.
Склеить шесть клочков, что сделать куклу, - пара пустяков.
На полигоне в Маунтлавиния взмывали ввысь ракеты. Ветер перебирал седые волосы президента фирмы. Рядом плечом к плечу стояли самые доверенные.
- Тэд, - президент обратился к молодому управляющему, работающему меньше года, - отчего застопорился контракт по ракетам Икар?
Голубоглазый Тэд виновато защищался:
- Полковник Ронто, сэр, из пятого управления считает сметную стоимость завышенной.
- Да, что вы!? - Президент показно изумился. - Это пустяк, уладьте!
- Подкуп, сэр? - Голубоглазый пошел красными пятнами.
- Упаси бог! - Президент едва скрыл ярость: совсем дурачок, понадобится время, чтобы избавить его от иллюзий, - в моем окружении, Тэд, всегда работали люди исключительной порядочности.
К группе наблюдателей приближались двое: высокий со следами ожога на шее и старик с буропятнистой кожей на голом черепе. Президент оживился:
- Кстати, Тэд, вот наши консультанты Стэмпхэд и Монсон, весьма опытные спецы, они посоветуют, как преодолеть ваши затруднения.
ЧЕЛОВЕК В ДВЕРНОМ ПРОЕМЕ
Ничего не происходит годами. Разве такое вытерпишь? Скрепки, бумаги, дыроколы… Ничего не происходит. На работу, с работы - пришел-ушел, ушел-пришел. Только что звонил Гэри: лисий шепоток, рассыпался, юлил. Выбивает заказы, а так бы… Только его и видели! Фальшивое участие пригоршнями: как здоровье, старина? Как вообще?
Вообще? Плохо!
Кристиан Хилсмен нагнулся, спину свело. Всего тридцать пять, а радикулит мучает лет десять, не меньше.
Скулит кондиционер, подвывает, как живой, какая-то железяка сломалась. Починить никак не могут. Всем лень. Приходил парень с инструментом в железном ящике с ручкой, покрутился, пробурчал с укором, будто Хилсмен виноват в поломке: пора новый покупать. И без него известно.
Наконец Кристиан подцепил карандаш, упрятал в стакан. Ничего не происходит годами. С ума сойти. Каждый день с девяти до пяти на одном и том же стуле. И так всю жизнь…
С улицы доносился шум. Кристиан Хилсмен поднимается, расправляет широкие плечи, снимает очки в тонкой оправе, дужкой скребет кончик прямого носа. Светлые волосы шевелит ток воздуха, с кашлем вырывающийся из полумертвого кондиционера.
Кристиан высок, синеглаз, на него хочется смотреть долго, замечая уверенность и едва уловимое высокомерие.
Звонит телефон. Снова Гэри? Или… С Джоан как раз говорить не хочется. Не был неделею - не мог. Женщины не понимают, что время мужчин течет иначе. Сначала добиваешься взаимности, потом не знаешь, как избавиться от их опеки. С ума сойти. И так всю жизнь. Самое страшное - ничего не происходит. Он не беден, но никогда не будет богат. Деньги матери не в счет. У нее своя жизнь. Делиться она не намерена. Отец? Ушел, когда Кристиану и десяти не было, подарив сыну фамилию и жизнь, - отец считал, что это вполне достаточные, даже щедрые дары. Может, и прав… Добился Хилсмен-младший не меньше других. Но i-не больше. Как все! Как все, черт возьми!
