Тонкая рябина - [8]

— На этом берегу — граница, на том — чужая земля, — показал капитан.

Они стояли среди нагромождений камня, а под ними бежала небольшая речушка, окаймленная с двух сторон порослью мелких, чуть-чуть поднимавшихся над землей, прямо игрушечных, елочек.

— На сто метров кругом и у нас, и у них вырублен лес. А эта черная полоса, видите, это вспахано специально, чтобы в случае перехода нарушителя остался след.

Радин с интересом и вниманием глядел вперед.

— Возьмите бинокль, — предложил капитан. — А там тоже где-нибудь за теми скалами или кустами сейчас стоят люди и разглядывают нашу сторону.

— А почему полоса распахана только с нашей стороны? — спросил Радин, продолжая разглядывать в бинокль противоположную сторону.

Кулябко улыбнулся.

— Потому что забрасывают нарушителей только с одной стороны.

Вокруг была тишина, и лишь иногда оживал лес. Это верховой ветер проносился бором, и тогда верхушки сосен примыкали друг к другу, слегка раскачивались, словно шепчась о чем-то. Затем снова наступала тишина, и опять густой, пряный, сладостный запах хвои и сырой, недавно омытой дождями земли, окутывал всех.

— Хорошо тут. И уходить не хочется, — мечтательно сказал Радин.

— А вы поживите подольше. В город всегда успеете, а таких мест, как наши, прямо скажу, даже здесь немного, — сказал Кулябко.

По ту сторону границы было тихо. Громады камней, стройные высокие сосны, зеленый ландшафт, кое-где пересеченный острозубыми скалами, а над всем этим голубело и переходило в синь бескрайнее небо, по которому проплывали маленькие, разрозненные облачка.

«А верно, хорошо бы пожить тут месяц-другой», — мелькнула шальная мысль, и Радин с неудовольствием вспомнил, что через десять дней ему надо возвращаться в Москву.

— А вон и их дозорный объявился, — тихо сказал Рагозин, тронув за рукав Радина. — Во-он, влево глядите, туда, где водопад… Видите, на корточках сидит за валуном, прячется.

Но как ни напрягал Радин зрение, так ничего и не заметил в скоплении камня, хаосе скал, густо заплетенных ельником, кустарником и порослем смолистой сосны.

— Это ничего. Мы тоже поначалу, пока не привыкли, никого и ничего не примечали, потом уже, спустя месяца два, научились все видеть, — деликатно сказал Рагозин.

— Ну, пойдемте. На границе, как видите, все спокойно, кроме белок, зайца да вот этого дозорного, что попался нам на глаза, никого нет.

Они повернули назад и пошли к заставе среди безмолвия леса, по еле приметной тропе, которая то и дело терялась среди кустарника и толстых стволов сосен.

Вскоре Рагозин попрощался с ними и пошел обратно на свой сектор участка.

— Добрый хлопец, — кивая головой в сторону ушедшего, сказал Кулябко.

Так, беседуя, они вернулись на заставу.

Приняв рапорт от дежурного, поговорив по телефону с начальниками секторов и отдав нужные распоряжения, капитан, взглянув на часы, сказал:

— Эге… скоро и обед. Прошу вас, товарищ писатель, ко мне. Моя жинка по случаю вашего приезда уточку зарезала и пирог с клюквой да голубицей испекла, — нельзя обижать хозяйку.

— С большим удовольствием, — ответил Радин, и они пошли к дому начальника заставы.

— В самый раз пришли, а я уж Лену хотела за вами посылать, — сказала жена Кулябко, встречая у порога подходивших мужчин. Русоголовая с веселыми глазами Лена, девочка лет шести, дочь Кулябко, с любопытством разглядывала гостя.

— Здравствуйте, Леночка, — протягивая ей руку, сказал Радин.

Девочка вдруг сконфузилась, застыдилась и стремглав бросилась в дом.

— Стесняется, — засмеялся капитан.

Дело, однако, было не совсем так. Леночка снова показалась в дверях. Она держала в руках чистое полотенце, мыло, зубную щетку.

— Вот вам, мойтесь, — важно сказала она.

— Щетку не надо, дурочка, — засмеялась мать. — Она вас ждала, и мыло и рушничок приготовила.

Леночка сама полила из кувшина гостю и отцу, молча, с достоинством, подала им полотенце, а остаток воды вылила на клумбу под окном.

За столом Леночка ухитрилась сесть прямо напротив гостя и с восхищенным любопытством немигающими глазами глядела на него.

— Хорошая у вас помощница, — сказал Радин хозяйке.

— А как же! Шестой годок уже пошел, — ответила хозяйка, разливая по тарелкам борщ. Он был горячий, густой и такой ароматный, что Радин вдруг почувствовал острый голод.

— А перед первым не грех и по сто грамм, — наполняя стаканчики, сказал Кулябко.

За окном был бор, невдалеке застава, коновязи и конюшня. Слышались голоса пограничников, где-то не вовремя прокукарекал петух, и опять тревожно зашумел лес.

— А вы что же, писать про границу будете? — спросил капитан.

— Да, но главным образом о вас, о людях границы, — ответил Радин, — о ваших боевых буднях.

— Да что про нас писать-то, — удивился Кулябко. — Работаем по уставу, служим Советскому Союзу, вот и все.

— Вот это именно и опишем.

Они с удовольствием съели по тарелке борща, а затем примялись за жареную утку с картофелем.

— А в отряде вы долго жили? — спросила жена капитана.

— В каком отряде? — не понял Радин.

— Ну там, в городке, где наш штаб находится, у нас это просто называется в отряде, — пояснила она.

— Я был там дважды. Пожил в городке недолго. А что? — вопросительно глянул на хозяйку писатель.