Томирис - [47]

Хусрау понял — царица выиграла, и, чтобы предупредить | опасную и неуместную сейчас вспышку Шапура, поспешно заговорил:

— Кто может усомниться в мудрости нашей повелительницы? С какой дальновидностью она распорядилась добычей! После двух тяжелых войн и неисчислимых потерь, понесен-х нами, как никогда нужны новые дружины воинов. Никто | может поручиться, что уже завтра нас не ждет кровавый I. Конечно, и нас, вождей, понять можно — нарушены ве-| говые традиции, ущемлены наши права, но будем выше оби-*, благородные вожди. Воля царицы — закон, и не нам, верной опоре трона, нарушать его. Что сделано, то сделано, .царица не может брать обратно слово. Честь царицы — наша честь. Царская власть сильна нашей поддержкой, а в могуществе царской власти наша сила. Союз — царица и вожди — должен быть нерушим! И мы доказываем верность этому союзу не только своей преданной службой, но и тем, что укрепляем твой трон, царица, посылая в твою гвардию своих детей, родных и близких, и я не думаю, что ты захочешь оборвать нашу кровную связь и только йошутила насчет службы этих... простолюдинов в рядах "бешеных". Если смешать сливки с тухлой водой, получится отвратительный напиток — нельзя марать благородную чистоту рядов царской гвардии, не могут сыновья вождей служить рядом со своими пастухами и слугами. Гвардия царей — их лицо.так не безобразь же свое божественно прекрасное лицо, царица, на смех соседям.

— Спасибо, Хуерау, за лестные слова о моем лице, но в свою гвардию я предпочитаю брать воинов не за красоту, а за мужество."Бешеные"— моя личная дружина, и в ней будут служить люди, лично мне преданные. Ты хорошо сказал, Хус-рау, что царица не может брать своего слова назад. Я не возьму! Вот ты через каждые два слова утверждал, что я — ваша мудрая царица и повелительница, а вы — моя опора и верные слуги, но что же получается? Мои слуги — вожди могут набирать в свои дружины кого угодно, и царица не имеет права в это вмешиваться, а вот верные слуги смеют указывать своей повелительнице, кого ей брать в свою гвардию. Не кажется ли тебе это дерзостью? Мне кажется. А насчет простолюдинов... Если даже в рядах десяти тысяч "бессмертных" великого царя Персии, царя четырех стран света, служат конные отряды саков, то почему же я должна закрыть им доступ в свою гвардию? Ну а соседи... что ж, они перестанут смеяться, когда встретятся лицом к лицу с моими "бешеными"!

Первым порывом вождей было немедленно отозвать из рядов гвардии своих близких. Но вот призадумался один, вздохнул другой... Служить в гвардии считалось большой честью. "Бешеные" за свою удаль были любимцами массагетов и пользовались уважением и почетом. Служить в гвардии было выгодно, царица была внимательна и щедра к своим воинам. Служить в гвардии было полезно — близость к царскому двору обещала немалые выгоды в дальнейшем. "Ну отзову своих,— размышляли вожди,— царица пополнит ряды своих головорезов этими оборванцами, приласкает, обогреет, наградит с присущей ей щедростью, а наши сыновья будут с нетерпением ждать родительской смерти, изнывая от безделья в родных кочевьях".

Томирис вопросительно оглядела своих вождей. Они молчали.

* * *

Сурово встретила Хомирис вождей гургсаров и каепиев, явившихся с изъявлением покорности и мольбой о пощаде. Суровы были и условия, продиктованные ею: возвращение всех массагетов, угнанных в плен, троекратное возмещение убытков, понесенных саками от вероломного нашествия. Гур-гсары были обязаны поставить оборонительное и наступательное вооружение на пять тысяч воинов, а каспии — выставлять периодически сменяемый трехтысячный отряд на границе массагетов и савроматов для несения караульной службы. А чтобы условия не нарушались, были взяты заложниками сыновья влиятельных вождей и старейшин.

Массагетская верхушка настаивала, умоляла царицу дать повеление о вторжении армии в пределы владений гургсаров и каепиев и так наказахь,их, чтобы потомки даже в седьмом колене со страхом и ужасом вспоминали о гневе сакского меча. Сейчас, когда сломлена их военная мощь, когда враги в панике, самое время наказать их за вероломное нападение, считали сторонники вторжения.

Но Томирис лишь обронила: "Нельзя врага доводить до отчаяния".

* * *

Возвращающиеся войска массагетов встретил гонец, посланный Михрабом, который шел в авангарде с легкой конницей. На пути саков встал со своим железным войском властелин Хорезма Артава.

Земледельческий Хорезм был островом среди бушующего моря кочевых народов. Лишь могучие стены городов й высокое мастерство ремесленников, ковавших непроницаемые щиты и панцири, спасли Хорезм от гибели. Правда, и сами кочевники не стремились окончательно погубить страну, торговля с которой была очень выгодна — изделия хорезмских мастеров высоко ценились в степи, но тем не менее почти каждый год, а то и дважды в году Хорезм подвергался нападению своих соседей, которым не давали покоя богатства этой страны. Но всякий раз, как феникс из пепла, восставал многострадальный Хорезм и, благодаря золотым рукам хорезмийцев, богател и становился краше прежнего.

Самыми опасными для Хорезма были массагеты, и не без участия Артава ворвались в сакские степи гургсары и каспии. Много золота, драгоценной утвари и дорогих тканей перекочевало из сундуков царского хранилища Хорезма в войлочные кибитки вождей прикаспийских племен.