Томирис - [44]

Бой раздробился на тысячи поединков. На Рустама страшились взглянуть и свои, и чужие. Он носился по полю битвы, как воплощение смерти, сея гибель вокруг себя. Но это были савроматы, и они стояли насмерть, не пятясь, погибая там, вде стояли.

Ларкиан, наблюдавшая за битвой с возвышения, поняла, что, пока не будет уничтожен Рустам, врагов не одолеть, и процедила сквозь зубы: "Неужели у нас не найдется витязя, способного сразить это страшилище?"

Седоволосый Батразд склонился перед Ларкиан и попросил оказать ему милость, поручив эту славную для воина задачу. Ларкиан подумала: "Могуч, но стар... погибнет. Но что за беда? Батразд толкнул меня на эту войну, пусть и расхлебывает. Да и слишком опасным становится вождь аланов". И вслух сказала:

— Я очень многим тебе обязана, чтобы отказать в этой просьбе. Иди и победи, вождь!

Томирис увидела, как железный клин — Батразд с сыновьями и телохранителями — врезался в живое тело сакского войска, рассекая его, как нос ладьи речную воду. Наткнувшись на Рустама, клин сам уподобился воде, обтекая сакского богатыря, словно утес, и сомкнувшись за его спиной. Рустам был окружен.

Томирис уже подняла руку, чтобы послать на выручку "бешеных", но опустила ее, увидев, что предстоит поединок. И действительно, сыновья и телохранители-аланы, повинуясь Батразду, образовали круг, освобождая место для ристалища. Оба войска замерли в ожидании. Но схватка была недолгой Лишь на мгновенье задержалась рука Рустама при виде седой бороды и... страшный удар обрушился на аланского вождя... голова с седой бородой мягко подпрыгнула на земле, покатилась и застыла лицом вверх. Вопль горя и отчаяния огласил равнину. С яростью, мешая друг другу, бросились сыновья Батразда на Рустама. Рыча, как дикий зверь, отбивался сакский богатырь и, отбившись, прорвался сквозь строй аланов. И пока сыновья Батразда разворачивали коней, чтобы вновь исступленно броситься на убийцу отца, Рустам сам ударил по ним. Снова окруженный, словно лев сворой волкодавов, он валил, валил сыновей Батразда одного за другим и опять вырвался из кольца.

Томирис поняла — наступил перелом, и бросила в атаку "бешеных". Массагеты перешли в наступление по всей линии.

Ларкиан увидела, что еще миг, и савроматы будут смяты, и повела за собой женскую конницу — свой последний резерв. С диким визгом мчались бесстрашные, одногрудые амазонки. Все смешалось. Никто не щадил никого и не ждал пощады сам. Два войска уперлись, как горные архары рогами, лоб в лоб. Казалось, что и массагеты, и савроматы решили полечь все до единого на этом окровавленном поле.

Томирис оглянулась. Никого. Все брошено в бой, кроме сотни личных телохранителей и жалкой кучки челяди: шатер-иичих, поваров, конюхов, кравчих.

— Все до единого за мной!— закричала царица и хлестнула плетью коня.

Это был момент, когда на весах единоборства установилось абсолютное равновесие и достаточно было крохотной песчинки, чтобы перевесить. Отряд Томирис и явился такой песчинкой. Ничтожный по силам, он неожиданно оказал огромное психологическое воздействие на противника, и савроматы не выдержали. Дрогнули. Побежали. Бежали, объятые паникой.

* * *

У Томирис конь был свежее, и она догоняла Ларкиан. Все чаще и чаще оборачиваясь, царица савроматов погоняла и погоняла свою лошадь. Увидев, что настигнута, Ларкиан, обернувшись, выстрелила из лука. Стрела угодила под глаз вороному коню Томирис, и, прежде чем он упал, всадница успела соскочить с него, перекатилась по земле и быстро поднялась. Схватив лук и твердо упершись ногами в землю, Томирис вытянула вперед левую руку с луком, приладила стрелу, оттянула правой рукой тетиву до мочки правого уха и спустила ее. Упругие, пластинчатые плечи лука, согнутые до предела, распрямились. Стрела, пущенная со страшной силой, пробив панцирь царицы савроматов, вонзилась между лопатками. Ларкиан начала запрокидываться на круп лошади, затем ее тело скользнуло по крутому крупу мчавшегося коня, свалилось на землю.

Томирис, слегка прихрамывая, подошла поближе. Царица савроматов лежала боком, неловко подвернув ногу, надломленное древко стрелы торчало из спины. Ларкиан была мертва.

Томирис, коротко вздохнув, сказала подоспевшим воинам:

— Передайте через пленных тело царицы савроматам. Пусть окажут ей свои почести.

* * *

Отбросив савроматов за Даик <Даик (Авест) – река Урал. Предполагается, что название происходит от имени даи-дахов (ср. Жаик, Яик)>, войско саков возвращалось в родные степи. Родные кочевья встретили победоносное войско не ликующими кликами радости, а пепелищами разоренных аулов, толпами беженцев, горестными воплями вдов и плачем детей.

Суровая складка пролегла на лбу Томирис при виде народного горя. Воспользовавшись тем, что все силы массагетов были брошены в огонь войны с савроматами, гургсары и каспии, подобно смерчу, прошлись по земле саков, предавая все огню и мечу, истребляя мужчин от мала до велика, а женщин и скот угоняя в неволю.

На малом Совете Вождей главы племен, срываясь на крик, перебивая и мешая друг другу, требовали немедленного возмездия. Томирис медлила с решением, понимая, как утомлено войско, тем более что значительная часть его разъехалась по дальним кочевьям сразу после окончания боевых действий. Чтобы собрать всю армию под бунчуки, надо время, и немалое.