Томек в Гран-Чако - [47]

В веселой болтовне время бежало незаметно. Близился вечер. На видимых со всех улиц Лимы скалистых вершинах Анд в лучах клонившегося на запад солнца блестели глыбы вечных снегов.

– Пора возвращаться в гостиницу, – обратился к остальным Томек. – Я и не заметил, что так поздно.

– Ну и что, что поздно, – заупрямилась Салли. – Кто знает, не последняя ли это наша прогулка по Лиме…

– А хорошо бы! – прибавил Збышек. – Сидим, как на иголках, ожидая дядю. Я уже сыт по горло боями быков и петухов со шпорами.

– Так для чего ты на них так часто ходишь? Притворщик! – укорила его Наташа.

– Составляю компанию Томеку, – оправдывался Збышек.

– Что-то ты придумываешь, Збышек, – со смехом вступила в разговор Салли. – Томми не любит, когда мучают животных.

– Ничего я не придумываю! – оборонялся Збышек. – Я ведь не сказал, что Томек ходит со мной на петушиные бои.

– Ты сказал, что составляешь ему компанию, – напомнила Наташа.

– Так оно и есть, – подтвердил Збышек. – Томек часто ходит смотреть на Дос де Майо, самый красивый из памятников Лимы…

– Ты имеешь в виду Ангела Победы? – заинтересовалась Салли. – Там ведь на пьедестале на одном из барельефов изображен поляк, Эрнест Малиновский[71].

– Об этом памятнике я и говорю, – сказал Збышек. – Вы ведь знаете, как мой брат восторгается всем, что увековечивает деятельность выдающихся поляков. Вот и получается, что, когда Томек в задумчивости всматривается в памятник, я захожу в ближайший небольшой амфитеатр посмотреть петушиные бои.

Вильмовские и Карские вышли из сада. Перед наступлением вечера на улицах было шумно и многолюдно. Жители Лимы возвращались домой с работы, уличные торговцы сворачивали свои палатки, людно было в харчевнях. В разноцветной толпе, в мешанине всех рас выделялись красивые обитательницы Лимы, кутавшиеся в развевающиеся черные мантильи. Посреди улицы грохотали двуколки, тянулись вьючные лошади и мулы, пролетали всадники на резвых конях.

Недалеко от гостиницы вдруг забеспокоился Динго, которого Салли вела на поводке. Он внюхивался, поводил ушами, глухо ворчал, наконец ткнул влажным носом руку идущего рядом Томека.

– Салли, погляди-ка на нашу собаку! – позвал Томек. – Наверно, не может понять, почему не отводим его к Габоку.

– Тихо, Динго, успокойся! – сказала Салли. – Поздно уже, переночуешь у нас.

Беспокойство Динго, тем не менее, лишь усиливалось. Он хрипло залаял, поглядывая то на Салли, то на Томека.

– Томми, он на самом деле как-то странно себя ведет, – заметила Салли. – Все что-то вынюхивает, как будто напал на знакомый след. Ох, Томми, неужели…

Томек тут же понял, о чем думает жена, и даже побледнел от волнения. А Динго уже откровенно рвался к гостинице. Перед открытой настежь дверью он залаял и замахал хвостом.

– Бьюсь об заклад на сто бутылок ямайского рома, что приехал отец! – воскликнула просиявшая Салли, бессознательно повторяя капитана Новицкого.

Сердце быстрее забилось у Томека в груди. Не говоря ни слова, он вбежал в холл гостиницы. Управляющий гостиницы поспешно поднялся и объявил:

– У вас гости, сеньор Вильмовский! Наконец-то прибыл ваш отец и с ним еще один сеньор. К счастью, у меня нашелся номер и для него.

– Великолепная новость! – воскликнул Томек в волнении. – Отец давно нас ждет?

– Они оба приехали вскоре после обеда. Сейчас они у себя в номерах.

– Значит, лапочка Динго не забыл отца! – торжествовала Салли. Она спустила собаку с поводка, велела ему:

– Динго, ищи хозяина, ищи!

Пес побежал вверх по лестнице, Вильмовские и Карские поспешили за ним. В коридоре второго этажа Динго, не колеблясь, остановился перед дверью рядом с номером Вильмовских, замахал хвостом. Салли негромко постучала. Через минуту на пороге появился высокий, плечистый человек с потемневшим от тропического солнца лицом. Быстрым взором он окинул стоявшую перед ним четверку молодых людей, убедился, что все живы и здоровы, и произнес:

– Заходите, заходите, дети! Я так по вас соскучился!

Первой он заключил в свои объятия Салли, она доверчиво прижалась к нему.

– Я так счастлива, папа, что ты с нами… Так нам тебя не хватало.

– Я выехал из Гамбурга через неделю после того, как получил письмо от Тадека Новицкого, – начал Вильмовский, – и понял, что вы находитесь в опасной ситуации. Мне хотелось побыстрее с вами встретиться, но в дороге возникли затруднения. Слава богу, господин Никсон весьма мне помог и вот мы вместе. Со мной приехал господин Уилсон, сотрудник господина Никсона.

Затем Вильмовский так же сердечно приветствовал Наташу, потом обнял Збышека, а после всех прижал к груди сына.

– А ты изменился, Томек! – помолчав, заметил он.

– Мне уже известно, какой опасной оказалась твоя экспедиция. Очень я переживал за всех вас. Господа Никсон и Уилсон так высоко отзывались о тебе и Тадеке Новицком! Я тобой горжусь.

Взволнованный Томек долго в молчании обнимал отца, лишь немного успокоившись, заговорил, но голос его все-таки немного дрожал:

– Тяжело было, отец… Мы нашли господина Смугу, но не смогли его освободить. Это он нас спас, а сам с Тадеком в плену у кампов.

– Дядя, Томек был просто великолепен! – восхищался Збышек. – Если бы не он, пропали бы мы в Андах!