— Ты уже знаешь, — сказал Эндрью.
Энгус знал, и не знал. Просто сейчас, ночью, он вдруг ясно понял, что молитва их услышана.
— Да, — отвечал он. — Она жива и здорова.
— Она и говорить может. Энгус кивнул.
— Томасина к ней вернулась, — медленно продолжал Эндрью; но Энгус снова кивнул и сказал:
— Очень хорошо.
Они вошли на цыпочках в комнату. Лори сидела над спящей девочкой и спящей кошкой. Улыбка осветила круглое лицо священника.
— Как у них красиво… — сказал он.
Тогда Эндрью вспомнил то, что хотел сказать:
— Лори… — позвал он.
— Да, Эндрью?
— Когда миссис Маккензи открыла окно и позвала Томасину, ты ее тоже позвала, но как-то иначе. Как ты ее назвала?
— Талифа.
— Марк, — сказал отец Энгус, — глава 5, стих 35, и далее.
Лори улыбнулась. Эндрью удивленно глядел на них.
— Скажу по памяти, — продолжал священник: — «Приходят от начальника синагоги и говорят: дочь твоя умерла, что еще утруждаешь Учителя? Но Иисус, услышав сии слова, тотчас говорит начальнику синагоги: не бойся, только веруй… Приходит в дом и видит смятение, и плачущих и вопиющих громко. И, вошед, говорит им: что смущаетесь и плачете? Девица не умерла, но спит…»
Лори все так же улыбалась нежной, загадочной улыбкой; Эндрью пристально глядел на священника и на нее.
— «И взяв девицу за руку, — продолжал Энгус Педди, — говорит ей: „талифа куми“, что значит „девица, тебе говорю, встань“. И девица тотчас встала и начала ходить».
— Не понимаю, — хрипло сказал Эндрью.
— Она не умерла, она заснула, — сказала Лори. — Я видела, как дети ее хоронят. Когда они ушли, я раскопала могилу. Я боялась, не натворили ли они чего-нибудь.
— А-а-х… — выдохнул Эндрью.
— Я заплакала, — говорила Лори, вспоминая тот день. — Она была такая несчастная, на шелку, в коробке, совсем как живая. Мои слезы упали на нее, и она чихнула.
Священник и врач молча слушали ее.
В мозгу ветеринара Макдьюи проносились события того дня: как он приказал Вилли усыпить кошку, как оба они спешили, собаку надо было оперировать. По-видимому, загадочный паралич прошел под наркозом, так бывает.
— Спасибо, Лори, — серьезно сказал он.
— Вы оба, наверное, есть хотите, — сказала Лори. — Пойду кашу погрею и поставлю чай.
Эндрью раскурил трубку. Энгус долго ждал, пока он заговорит, не дождался и начал первым:
— Что ж тебя теперь печалит?
— Да так… — сказал ветеринар, помолчал и объяснил: — Значит, это не чудо…
— А тебе и жалко! — заулыбался священник. — Очень мило с твоей стороны, меня пожалел. Нет, Эндрью, не чудо. Но ты оглянись, вспомни, как все хорошо задумано, а?
Эндрью долго курил, потом сказал негромко:
— Да, Энгус. Ты прав.
На кухне Лори гремела кастрюлями, чайником и сковородкой. Так распоряжаются в доме, где остаются навсегда.
