Томасина - [12]

Хьюги не понимал, что можно так плакать из-за кошки — у них в парке их кишело сотни, и он не отличал одну от другой. Но он слышал, что люди с горя умирают, и очень испугался за Мэри. Он был достаточно взрослым, чтобы понять: не можешь утешить — отвлеки.

— Вот что, Мэри, — сказал он. — Мы ее как следует похороним. Прямо сейчас! У нас есть атласная коробка, туда ее и положим. Устелем коробку вереском, он очень мягкий… Ты слышишь меня, Мэри Руа?

Она его слышала. Рыдала она все тише и тише, хотя и не поднимала головы. А он, ободренный успехом, развивал свою мысль:

— Устроим шествие через весь город. Ребят соберем много. Ты наденешь траур, пойдешь за гробом и будешь громко рыдать.

Мэри Руа приподнялась и посмотрела на него поверх Томасининого тела.

— У миссис Маккензи есть черная шаль, — сообщила она.

— А я возьму у мамы накидку на голову, — подхватил Хьюги. — И Джеми будет играть на волынке! Он учился, очень здорово играет. Представляешь — в юбочке, в шапочке с лентами и дудит «Плач по Макинтошу».

Мэри Руа слушала как зачарованная. Глаза ее стали круглыми, словно монетки, и слезы на них высохли.

Хьюги говорил:

— Я тоже надену юбочку, накину плед на плечи, возьму кинжал и сумку… Все будут на нас смотреть и приговаривать: «Вот идет вдова Макдьюи» — это про тебя, а про Томасину: «Упокой ее, Господи!»

— Правда, Хьюги?

— Еще бы! — Он сам увлекся своей выдумкой. — И мы поставим надпись!

— Какую такую надпись?

— Ну вроде могильного камня. Сперва ставят дощечку… если спешат… — Его синие глаза загорелись, и, запустив пальцы в темные кудри, он медленно продекламировал: «Здесь лежит Томасина… зверски умерщвлена… 26 июля 1957 года».

Мэри Руа с обожанием глядела на него, а он говорил:

— Я скажу надгробное слово… «прах во прах возвратится…» похвалю ее… распишу, как ей хорошо на небе… Мы забросаем могилу цветами. Джеми опять залудит… и мы устроим поминки…

Мэри обняла его, склонившись над Томасиной.

— Вот и молодец! — сказал Хьюги, вытер ей лицо чистым платком и помог высморкаться. Потом он аккуратно отряхнул ее фартучек от листьев и травинок.

— Я ее возьму, — заторопился он. — Положу в коробку. Позову Джеми, соберу ребят. А ты беги, одевайся! Что за похороны без вдовы?

Она послушно побежала к дому, улыбаясь и плача. Больше всего ее умиляла фраза «Зверски умерщвлена».

8

Ветеринар Эндрью Макдьюи не видел похорон своей последней жертвы — он направлялся со своим другом, священником, на другой конец города, к слепому нищему. Немного раньше, часа в три, Энгус зашел в лечебницу, чтобы узнать, как здоровье собаки-поводыря.

— Что ж, — сказал ему Макдьюи, предвкушая восторг и удивление, — глаза я твоему Таммасу спас. Через три недели собака будет в полном порядке.

— Вот и хорошо, — ответил священник. — Так я и знал.

— Мне льстит, что ты так веришь в меня… — начал Макдьюи.

— Нет, — простодушно перебил его отец Энгус, — я не из-за тебя. Я…

— А я возьму у мамы накидку на голову, — подхватил Хьюги. — И Джеми будет играть на волынке! Он учился, очень здорово играет. Представляешь — в юбочке, в шапочке с лентами и дудит «Плач по Макинтошу».

Мэри Руа слушала как зачарованная. Глаза ее стали круглыми, словно монетки, и слезы на них высохли.

Хьюги говорил:

— Я тоже надену юбочку, накину плед на плечи, возьму кинжал и сумку… Все будут на нас смотреть и приговаривать: «Вот идет вдова Макдьюи» — это про тебя, а про Томасину: «Упокой ее, Господи!»

— Правда, Хьюги?

— Еще бы! — Он сам увлекся своей выдумкой. — И мы поставим надпись!

— Какую такую надпись?

— Ну вроде могильного камня. Сперва ставят дощечку… если спешат… — Его синие глаза загорелись, и, запустив пальцы в темные кудри, он медленно продекламировал: «Здесь лежит Томасина… зверски умерщвлена… 26 июля 1957 года».

Мэри Руа с обожанием глядела на него, а он говорил:

— Я скажу надгробное слово… «прах во прах возвратится…» похвалю ее… распишу, как ей хорошо на небе… Мы забросаем могилу цветами. Джеми опять залудит… и мы устроим поминки…

Мэри обняла его, склонившись над Томасиной.

— Вот и молодец! — сказал Хьюги, вытер ей лицо чистым платком и помог высморкаться. Потом он аккуратно отряхнул ее фартучек от листьев и травинок.

— Я ее возьму, — заторопился он. — Положу в коробку. Позову Джеми, соберу ребят. А ты беги, одевайся! Что за похороны без вдовы?

Она послушно побежала к дому, улыбаясь и плача. Больше всего ее умиляла фраза «Зверски умерщвлена».

8

Ветеринар Эндрью Макдьюи не видел похорон своей последней жертвы -он направлялся со своим другом, священником, на другой конец города, к слепому нищему.

Немного раньше, часа в три, Энгус зашел в лечебницу, чтобы узнать, как здоровье собаки-поводыря.

— Что ж, — сказал ему Макдьюи, предвкушая восторг и удивление, — глаза я твоему Таммасу спас. Через три недели собака будет в полном порядке.

— Вот и хорошо, — ответил священник. — Так я и знал.

— Мне льстит, что ты так веришь в меня… — начал Макдьюи.

— Нет, — простодушно перебил его отец Энгус, — я не из-за тебя. Я…

Макдьюи сердито рассмеялся.

— А, Боженька! Ясно… Знал бы ты, сколько раз мы теряли всякую надежду! Собака просто чудом осталась жива… — И он остановился, услышав, какое слово произнес.