Том второй - [3]

Шрифт
Интервал

Жадный хомяк изучал духовку,

не дожидаясь, пока отключат.


Вот и живи. Зарывай, как знамя.

Как Мураками зарыл в себе же.

Делай, что хочешь. Мы оба знаем:

всякий покой для тебя _избежен.


Девочка


В тумбочке –

бисер и маска от первых морщин.

Чувствуешь –

как стареешь и что придется.

Каждое утро

в одном из соседних мужчин

учишься видеть сообщника детоводства.


Больше не куришь.

Меньше пружинишь кровать.

Пьешь – кока-колу.

Думаешь – о бейсболе.

Взрослая девочка,

как тяжело выбирать,

между мечтами, битлами и пергидролем.


Буду жестокой.

Я знаю, о чем пишу.

Только мне легче от вымысла в половину.

Так же влюбляюсь,

стесняюсь,

боюсь,

дышу,

так же вверяю чужим горячо любимых.


Сколько крестилась,

а кажется – ты во всех.

С развитым телом,

с умом, безусловно, длинным.

Как хорошо –

ты не знаешь других помех,

кроме борьбы с нарождающейся морщиной.


Зачем?


Зачем?

Ну, зачем ты мне делаешь больно – и снова больно?!

Не нужно тебя.

Не нужно!

Ты не ослышался.

Читаешь – Лукьяненко.

Смотришь – "Звездные войны".

Ты путаешь Курта Кобейна и Сида Вишеса.

– Никогда не курил;

– Называешь друзей занудами;

– Пророчишь мне СПИД;

– Не выносишь духов и лаков.

Однажды в подарок купила пакет с верблюдами.

Так ты обижался и, кажется, даже плакал.

Зачем?

Ну зачем ты

кричишь,

улыбаешься,

ходишь по полу?

Зачем оставляешь под чашками круглые лужи?

Герой.

Героиня.

Истерика в стиле Копполы.

Зачем?

Ну, зачем ты мне больше

– уже! –

не нужен?!


«Сделаю выбор. А выбор закончит меня»


Сделаю выбор.

А выбор закончит меня.

Выпьет.

Закурит,

не вытерев нож о портьеры.

Выйдет на публику.

Громко попросит:

– Коня!

бросив меня подыхать при отсутствии веры.


Выбор – счастливый.

Он снова меня доконал.

Может, не я – а меня в этот раз выбирали?

Лайнер "Мечта" бортовой потеряет журнал.

Выбор найдёт и слегка переправит детали.


Выбор – наивный.

Он думает, это спасет

тех,

кто тела заплетает друг другом в канаты.

Есть только руки, и плечи, и кожа, и пот –

все остальные бессмысленны – и виноваты.


Господи, что происходит?


Господи, что происходит?

Скажи мне:

– Что же?

Меня не читают.

Или не так читают.

Вскрывают стихи.

Берут перочинный ножик

и тоненько-тоненько рифмы себе срезают.


Везде расписание:

– в морге,

– в любви,

– в маршрутке.

Ты смотришь в глаза мне, а видишь масонские ложи.

Мы знаем, как вылечить страх.

Или боль в желудке.

А вылечить смерть почему-то никак не можем.


Ссоры, соринки и sorry метут из дому.

Скрещение судеб давно превратилось в узел.

– Ладно, Господь,

мне пора.

передай другому

вечную память моих пожилых иллюзий.


Себе, с грустью, посвящается


Плюшевый мишутка шел войною прямо на Берлин...


Егор Летов


А мой плюшевый мишка устал умирать,

у него появились живые дела.

Батарейка не греет чужую кровать.

У горелых идей облетает зола.


А мой плюшевый мишка молчит в темноте.

От игрушечной шерсти запахло дымком.

Тот же стол.

Та же Янка.

Все те – и не те.

А привычку летать – засушить на потом.


Засучить рукава.

Перевымыть бельё.

Перепрятать еду, чтоб сосед не догрыз.

А мой плюшевый мишка опять за своё.

Ему слишком противно сообщество крыс.


А мой плюшевый мишка – свирепый медведь:

из фальшивых клыков и прозрачной души.

Он опять разделяет на "сметь" и "не сметь".

Он опять подставляет себя под ушиб.


Янке Дягилевой


От гранитного лба –

проколачивать стены.

От большого ума –

вниз лицом по реке.

Здесь на выставке душ стекленеет измена.

Здесь любовь предлагают в живом уголке.


У колодца нет дна.

У вины – виноватых.


– Смерть идет по следам.

– Так следи веселей.


Из фарфора и льна,

из картона и ваты

создадим антураж гуттаперчевых дней.


И не нужно прощать.

И не нужно прощаться.

Каждый может лететь – ровно десять секунд.

А когда мы умрем –

чередой декораций

дорогие рекламы

спокойно пройдут.


От большого ума…

Без особого шума…

Нас спасает "Тефаль" от излишества бед.


– Не болеть.

– Не жалеть.

– Не влюбляться.

– Не думать.


Продавая себя за шмотьё и обед.


Максу Волошину – от меня


Тети.

Дяди.

Бляди.

Дети.

Чайхана чадит кофейней.

– Макс, пожалуйста, не верьте.

Это место коктебельней


даже сотни "Коктебелей"

Сердолик приклеен к шее,


как линолеум к прихожей.

Нео-

недо-

пере-рожи


в диалогах:

"…Я потею…"

"…Двести баксов за неделю…"

"…Сколько стоит ваша дама ?… "

"…Эй, козел, уйди с дивана…"

"…Елы-палы! Дайте спичек "

"…Щас бы пару медсестричек…"


Разлетелись!


Слишком долго

отдыхают скал копыта.

– Макс,

хотите,

я двустволку

подарю вам для защиты?!


Герр-маника


У меня был знакомый по имени Отто Бисмарк.

Он носил меховые тапочки.

Плавал по воскресеньям.

Любил попугаев.

Ругался с женой до визга.

И никогда не ездил в страну Рас-с-сею.

Я ему говорила:

Mein Lieber!

my Darling Отто,

ну бросьте вы к черту свою малокровную Frau!

А он отвечал мне, что нужно любить кого-то,

включал мп3 и прощал под напевы НАУ.

И так было больно смотреть на него, влюбленной.

Вбивая под кожу раствор из породы камфор.

Я век умирала, а после другой знакомый

в любви признавался цитатами Mein Kampf'a.


Ирреландия


Видишь вокзал,

на котором можно в Индию Духа купить билет?


Н.В.Гумилев


Вспомню Ирландию.

Буду гадать на трилистник.

Потчевать Джойса своим интернет-переводом.

В городе А. не рождаются люди и виснет


Еще от автора Евгения Олеговна Баранова
Номинация «Поэзия»

В сборник вошли поэтические подборки авторов, вошедших в короткий список премии «Лицей» в 2019 году: Василия Нацентова (Воронеж), Оксаны Васякиной (Москва), Антона Азаренкова (Смоленск), Дениса Безносова (Москва), Эгвины Фет (Ставрополь), Александры Шалашовой (Москва), Евгении Барановой (Ялта/Москва), Евгения Горона (Москва), Александры Герасимовой (Томск), Ксении Правкиной (Лосино-Петровский).